— Я хочу, — проговорил он значительно, —
чтобы мои модели оставили в таком же виде…
— Но каждый станет менять под себя, — сказал я.
— Станет, — согласился он, но глаза блеснули
дьявольской гордостью: — Однако подвигает ползунками, наиграется с
пропорциями, вздохнет и вернется к моему дефолту! По крайней мере, я уж
постараюсь… да и, кроме того, я получил одно заманчивое предложение…
Я насторожился:
— От кого?
— От ведущей клиники, — сообщил он, — по
пластической хирургии. У них проблемы с новыми типами морд! Кстати, они с нами
под одной крышей, только к ним из холла направо… Все женщины выходят
одинаковыми. Не по вине хирургов, те смогли бы разнообразить, но бабы дуры, как
все мы знаем, сами выбирают. А выбирают всегда одних и тех же, наивно полагая,
что только они вот такие умные, а остальные предпочтут уродин.
— Вы им сбрасываете наши скины?
Он удивился:
— Каким образом? Наши компы не выходят в инет, вы
что-то заработались, Володя! Но я посещаю их раз в неделю и консультирую, какая
форма скул эффектнее, а какие челюсти выразительнее. Эх, Владимир, теперь я
понимаю, что вы тогда приняли мудрое решение!.. С того времени у нас хоть
какая-то устойчивость появилась. А то жили на птичьих правах… Я с этой работой
только жить начал!
Только жить начал, мелькнула мысль. В таком возрасте?.. Это
я только начал жить, у меня впервые и жалованье, и хорошая машина, и новая
квартира в центре, и загородный дом, и возможности… Но мне двадцать пять, а
Василию Петровичу уже за шестьдесят, наверное…
Некстати вспомнилось, как мой отец сказал, что он
только-только начал жить, когда вытолкал меня во взрослую жизнь. Теперь он,
свободный от ежедневной ответственности за меня, наконец-то может заняться
собой и вот впервые открыл, что в жизни масса интересного и что, оказывается,
он еще совсем молод, мальчик прямо, и жить только начинает…
Что за жизнь такая ступенчатая, мелькнула смятенная мысль,
если на каждой ступеньке вдруг соображаешь, что раньше была не жизнь, а только
прелюдия к ней, а жить начинаешь вот только с этой минуты! И так всякий раз, и
так всякий раз…
Василий Петрович продолжал любовно подгонять на экране
женское лицо под только ему одному видимые каноны красоты, а я смотрел через
его голову, а потом перевел взор на его седые волосы, сердце кольнуло жалостью.
Он точно не доживет до сингулярности. И даже до бессмертия
не дотянет. И потом вряд ли воскресят… Когда человек уходит из жизни, многие ли
о нем помнят? Даже если великий, если хоронили с помпой, показывали по
телевидению и сообщали во всех новостях?..
Даже те, которые в самом деле гиганты, ну там Пушкин или
Александр Невский, вспоминаем ли о них сейчас? Конечно, если для их возрождения
достаточно шевельнуть пальцем, то я бы их возродил, но если для этого лично мне
придется вложить хотя бы малые деньги, куда-то поехать, что-то сделать,
заполнить бумаги… а оно мне надо?
Так же и с общим делом по Федорову. Ну нет у меня интереса воскрешать
богомольных крестьян Пушкинской эпохи или Пугачевщины, да и сам народный герой
Пугачев вроде бы ни к чему в этом мире. Федоров, задумав благое дело, не
учитывал стремительного роста хай-тека, для него и век двадцать второй ничем не
отличается от века девятнадцатого: те же кареты и кучера на облучке, а лакеи на
запятках…
Но эти ладно, а вот милейший Василий Петрович умрет, и
вскоре память о нем сотрется даже у меня. Не то что память, память у меня будет
абсолютная, но сотрутся краски, а это значит, я просто поленюсь заниматься его
воскрешением.
А это, если честно, несправедливо. Он не виноват, что
родился раньше меня на сорок лет.
— Ради таких женщин, — заметил я, — что вы
нарисовали, многие пойдут на дракона.
— Для того и стараюсь, — ответил он молодым
голосом. — Войдя в байму — входишь в мечту! И начинаешь осуществлять…
овеществлять то, что видел только в смутных и сладостных грезах…
Я посмотрел на него с сомнением, трудно представить, что вот
такое ископаемое хоть когда-то о чем-то мечтало.
— Вы тоже мечтаете?
Он взглянул на меня хитро, словно прочел мои мысли.
— Представьте себе.
В его тоне почудился некий намек, я не понял, из-за этого
рассердился и спросил почти агрессивно:
— О чем, если не слишком большой секрет?
— О чем велят инстинкты, — ответил он с
добродушной улыбкой, с какой мудрые деды говорят с неумными внуками.
— Инстинкты?
— Ну да, — ответил он. — Это они командуют
нашими мечтами. И грезами. Инстинкты, всюду инстинкты… Рулят всем и всюду. Даже
когда мы уверены, что руководствуемся чистейшим разумом, но если копнуть,
оказывается — инстинкт… Я это заметил на смешном, можно сказать. Вдруг заметил,
что мечты мои резко изменились. Я всегда любил помечтать, особенно в постели
перед сном. Так вот, если раньше, кем бы себя ни воображал: героем,
изобретателем, космонавтом на далекой планете, банкиром или суперменом — всегда
действовал я, все было для меня, весь мир для меня…
Он сделал паузу, я спросил осторожно:
— А что изменилось? Или уже не мечтаете?
Он отмахнулся:
— Столько же, как и раньше.
— Так в чем же…
Он пояснил:
— Хоть я и теперь все так же в главной роли, но уже не
я рвусь к трону, а помогаю занять его достойному молодому человеку… или
принцессе! Не я иду убивать дракона, а помогаю его одолеть молодому
благородному парню. Хотя, конечно, я по-прежнему круче, ха-ха. Но не я рвусь
завоевать принцессу, а великодушно уступаю ее молодому и достойному…
Я сказал с неловкостью:
— Гм, никогда не думал, что и здесь инстинкт тоже берет
свое. Хотя да, понятно, зачем он так… А вот я еще в том стазе, когда сами
рвутся к трону.
— Тоже любите помечтать?
— Да, — признался я. — Никому не говорил, а
вот теперь, когда даже вы, оказывается, мечтаете…
— Все мечтают, — сообщил он просто. — Только
у одних мечты куценькие, а у других с вот такенными крыльями!
Я еще раз пробежал взглядом по женским фигурам, кое-где
скелетным моделям, в других местах с уже натянутой кожей.
— Очень хорошо, — сказал я подбадривающе, —
что и в вашем возрасте можете рисовать таких обалденных женщин!
Он поинтересовался обманчиво кротко:
— В каком?
— Ну, — сказал я уверенно, — когда перестают
работать гормоны… эти самые гормоны. Врачи говорят, что когда угасает половая
функция, то прекращается и творчество. Это, дескать, неразрывно связано! Еще и
Фрейд говорил, что творчество — это половая функция…
