Тимур приподнял жалюзи и, рассматривая внизу улицу, сказал
тоскливо:
— Ну куда катимся, куда катимся?..
— Читай Сэлинджера, — сказал Гулько
злорадно, — и не пялься в окно.
— Почему?
— Там бабы, — объяснил Гулько.
— Бабы всегда были, — возразил Тимур. —
Только сейчас уже не бабы, а я даже не знаю, кто. За таких не пойду обижать
дракона. Пусть жрет их всех, не жалко.
У меня кабинет намного добротнее, чем тот, первый, даже
секретарша как-то сама собой завелась, как мышь в подполье. Я даже и не помню,
когда я ее взял, она тоже, как раньше Алёна, на полставки, но не учится, а за
старой бабушкой смотрит, однако девочка шустрая, успевает привести все бумаги в
порядок, упорядочить встречи, распланировать мой график, чтобы все успевал, ну
а сама, естественно, вовремя и очень умело приводит мой гормональный тонус в
норму.
Я просматривал фрагменты баймы, можно было и демо-версию, но
Корневицкий полагает, что обойдемся. Похоже, отпуск отпуском, но он знал, что
делает, настаивая, чтобы в байме было все, в том числе и полноценный секс без
всяких цензурных квадратиков.
Помню, первым звонком к новой волне раскрепощения был вал
фильмов на тему, которая раньше не затрагивалась: любовь и секс между разными
возрастами. Пошли стадами сентиментальные мелодрамы о зрелой женщине, что
влюбилась в подростка. Или не влюбилась, но просто жить не может без него, а уж
потрахаться, так ваще!..
Эти фильмы шли косяком, как жирная рыба на нерест. Между
ними проскакивали фильмы о любви между старым пердуном и малолеткой. Причем
старики подавались не как старики, а как просто очень даже взрослые мужчины,
почти пожилые, но еще не пожилые, а девчонки… ну, тут все понятно.
Но все же гораздо больше было фильмов о сексе между зрелой
женщиной и подростком. Например, учительницей и ее учеником. Это и понятно,
старики и в реале спокойно трахают малолеток, это нормально, а вот подросткам…
увы, время упущено, можно только помечтать да отпадный фильмец забацать. И
одновременно славу новатора и ниспровергателя устоев заработать, бабки зашибить
на повышенной скандальности и душу себе и подобным себе потешить.
Так что наша байма должна, по сути, восприниматься как
запоздавшая в общем контексте, но — чудо! — даже и запоздавшие, мы все
равно первые в нашей области…
Тимур обедать ушел в другое кафе, как он сказал, там
встреча, а вернулся с кучей ярких рекламных буклетов и довольно толстой книгой
в ярком оформлении. На обложке блондинка с башней волос широко улыбается сильно
накрашенным ртом, внизу броским шрифтом название: «Тридцать основных ошибок при
собеседовании».
— Что, — спросил я с подозрением, — и ты
подыскиваешь работу?
Он скривился:
— Да пора бы с таким шефом. Но пока это для жены.
— А что с нею?
— Уже два месяца, — сказал он хмуро, —
проходит всякие тесты! Очень успешно, говорю без ложной скромности.
— Поздравляю.
Он махнул рукой и поморщился сильнее:
— Если бы только тесты! Зато почему-то всегда
проваливается при личной встрече. Где-то врет не то, что нужно.
Гулько прислушался, сказал с самодовольством:
— Дилетанты… По мне, так нет лучше труда, чем Дэйл
Карнеги. «Как заводить друзей и влиять на окружающих». Там подробно расписано,
когда и что кому говорить. И сколько… Правда, книга в пять раз толще, но
прочесть стоит. Классная книжица!
— Это тот, который заставлял все время
улыбаться? — спросил Тимур.
— Тот, — подтвердил Гулько. — Человек с
улыбкой нравится всем!
Тимур поморщился:
— Брехло.
— А кто из нас не брехло? — изумился
Гулько. — Разница только в том, что одни брешут постоянно, а другие только
по необходимости.
— Постоянно брешут все, — мягко сказал Роман.
Гулько поморщился:
— Ну, если в широком смысле, то да, конечно. Сегодня
такая жара, с утра ходил голым, пока завтракал, а потом все равно пришлось
напяливать гребаные штаны, рубашку, туфли… Смотрю, все на улице тоже такие же…
— В смысле?
— От жары асфальт плавится, — сказал Гулько
зло, — а все в рубашках… Кто-то даже при костюме. Гребаный дресс-код соблюдают!
У всех на мордах крупными буквами, что содрать бы с себя все на фиг, чтобы как
бабуины…
— Мы не бабуины, — строго сказал Тимур. —
Потому и…
— А может быть, — сказал вдруг Роман
задумчиво, — уже можно и слегка побабуинить?
Тимур сказал строго:
— Еще чего! И так уже обабуинились дальше некуда!
— Да, — согласился мудрый Василий Петрович, —
обабуинивание чревато. Может разом рухнуть все здание, что строили десять тысяч
лет.
Я ничего не сказал, мне положено изрекать только умные
мысли, а также руководящие директивы, но в своем кабинете подумал невольно,
что, вообще-то, если вдуматься, вся наша цивилизация людей построена на лжи.
Все, кто не врал, остались неандертальцами и не смогли создать общества. Чтобы
уживаться, пришлось смирять свои чувства и врать, врать, врать… Кто не врал,
того изгоняли, ибо такие неудобны в обществе. В обществе надо уживаться, это
неприятно, зато общество — сила, оно дает защиту, оно позволяет развиваться.
Только животные не врут, а человек начал врать с момента,
как сорвал запретный плод в раю. Соврали Адам и Ева, перелагая вину за
сорванный плод друг на друга, потом на змея, соврал Каин, когда его спросили,
где брат, соврал Авраам, посылая жену к фараону, трижды за одну ночь соврал
святой Петр… Все врали, на этом строилась культура и создавались все новые и
новые запреты, чтобы удержать ужасающую правду под тяжелым прессом. К первому
запрету Творца не жрать с запретного древа добавились четыре заповеди Ноя,
потом десять заповедей Моисея, потом еще и еще, и на могиле истинной сути
человека тяжелых камней становилось все больше. И все одни запреты, запреты,
запреты…
Эти запреты придумывались и вводились в обращение с
интервалами в тысячи лет, а сейчас пришло время, когда рушатся десятками в год.
По спине побежал нехороший холодок. Люди просто живут,
занятые рутинной службой, походами в магазины, вечеринками, прелюбодеянием,
сидением перед жвачником, а привычный мир стремительно приближается к
ужасающему концу, которого никто не видит.
Все чаще говорят о прозрачности, переводя этот банковский
термин и на отношения между странами, обществами и даже отдельными людьми. И
вряд ли понимают, что подрывают, как свиньи под дубом, корни человеческого
общества, человеческих отношений.
Раздался требовательный звонок, я взглянул на код и поспешно
нажал на зеленую кнопку. На экране появилось лицо Корневицкого, он выглядит еще
моложе, чем пять лет назад, исчезли нависающие веки, разгладилась сетка морщин
у глаз.
