На входе красавец Кривошеин, бывший спецназовец, а теперь
начальник охраны нашей фирмы, хотя, если честно, он единственный сотрудник
охраны, а все остальные его подчиненные — видеокамеры, анализаторы запаха,
детекторы температуры, автоматические системы тушения огня, лазерные датчики
слежения и оповещения, а также вся сложная система контроля.
Он приветствовал меня броском ладони к виску, словно пионер,
на Алёну посмотрел оценивающе: высокая и спортивная, как нельзя больше ему в
пару.
— Ты набрала, — поинтересовался он, — за
последние полгода пару килограммов, или мне чудится? Нет желания сбросить?.. А
то поедем с нами в турпоход? Теперь это модно.
Она поморщилась:
— Что? Жить в палатках, комаров кормить? Жрать
подгорелое мясо на палочках?
— Зато романтика, — сказал он гордо.
— Ну нет, — сказала она победно и
расхохоталась: — Я уж лучше по «Троецарствию» поброжу. Там в новом урочище
такие дивные птицы… Или в локациях, что на той неделе ввели! Там и рыбу с
золотыми перьями поймать можно.
Он спросил ошалело:
— Рыбы с золотыми перьями? Это хде?
— В Шарукане, — объяснила она. — Совсем
близко от Золочева. Можно на грифоне долететь. Или на виверне, хотя на грифоне
и дешевле. Зато на виверне быстрее…
Он сперва выпучил глаза, потом потускнел, отмахнулся:
— Я серьезно…
— И я серьезно, — ответила она. — Что мне тот
загаженный берег речушки, куда ты нас приведешь, когда я могу расположиться
лагерем в дивной сказочной стране эльфов, где дриады, гномы, пиксики и даже
единороги! Нет, ты не поймешь…
— Не пойму, — ответил он сердито.
Мы перешли в раздевалку, стенной шкафчик Алёны ближе к
входу, из-за чего ее обычно шлепают по голому заду те, кто заходит минутой
позже, мой наискось в другом ряду. Алёна приложила ладонь к сенсорной пластине,
дверки распахнулись. Она быстро и ловко, не делая лишних движений, скидывала
ботинки, брюки, молниеносно стянула через голову майку, тяжелые налитые груди
заколыхались, переводя вечно напряженные соски с одной цели на другую.
Я раздевался чуть медленнее, у мужчин в этом сезоне шнурков
больше, шкафчик Алёны захлопнулся автоматически и сдал себя на пульт охраны.
Алёна пошла было мимо меня, я ей голый менее интересен, чем
в одежде, голым уже видела не раз, и всегда я занимался какой-то хренью, но я
придержал за руку.
— А что это ты такая чистенькая?
Она вскинула брови:
— Что ты имеешь в виду? Говори яснее, я читать мысли не
умею!
— Жаль, — ответил я, — такие красоты
пропадают на пути, пока донесешь их от глаза до языка!.. Я про татухи, которыми
сейчас разрисовывают себя любители, как папуасы какие.
Она опустила голову и, оттопырив губу, посмотрела на живот,
ноги, затем повернула шею, как скрипачка, и попыталась посмотреть на свою спину
через плечо.
— Не нравится?
— Наоборот, — сказал я искренне. — Чистая,
как рыбка!
Она спросила с подозрением в голосе:
— Какая рыбка?
— Ну, — сказал я в затруднении, — налим,
наверное… На окуня ты мало похожа… или на карася. Ты больше мурена… или
барракуда!
— Ну спасибо, — произнесла она высокомерно и
неспешно удалилась по узкому коридору, где замаскированные в стенах датчики
проверяют каждый миллиметр ее тела.
Я вздохнул, глядя на ее широкие плечи и красиво изогнутую,
словно крылья «ламборджини», спину. Талия узкая, ниже начинаются загорелые
ягодицы, что без всяких нависающих складок переходят в спортивные ноги с
идеально подогнанными связками и хорошо работающими суставами.
Во второй раздевалке мы переоделись в рабочее, я сказал
Алёне торопливо, стараясь замазать свой промах насчет рыбы:
— Ты как одна из моделей, что рисует Василий Петрович!
Она угрожающе насупилась:
— Ты меня мобом обозвал?
— Нет-нет, — сказал я поспешно. — Я имею в
виду женщин! Он их тоже рисует, для тебя это новость?
Она фыркнула:
— Значит, я вполне во вкусе шестидесятилетнего? Ну ты
умеешь говорить женщинам приятное, умеешь…
Сморщив нос, удалилась подчеркнуто красиво и гордо, и только
когда хлопнула дверь, ведущая в рабочую часть, я понял, что дразнила нарочито,
прикидываясь оскорбленной.
Уже в зале я показал ей кулак. Она спросила ядовито:
— Что, не ндравится, когда ваше драгоценное и лелеемое
мужское общество падает в цене?
— Лишь бы мое не падало, — ответил я мирно. —
Как ты насчет?
Она удивленно вскинула брови:
— Это что, предложение?
— Да пора бы, — ответил я нагло, — а то мы с
тобой шесть лет в команде, с ума сойти, а я еще не видел тебя без трусов. В
смысле, близко не видел. А когда и была возможность, как-то не присматривался.
Дикость какая-то. Как будто и не шеф.
Она подумала, кивнула:
— Ладно, щас сниму трусы. Посмотришь, как у меня
спереди и сзади. Увеличительное стекло дать?
Я протестующе выставил вперед ладони.
— Нет-нет, меня такая малость не устроит. Оставим
визуальный ряд на время, когда мне будет лет сто.
— А-а-а, — протянула она, — вот вы о чем… А
ты уверен, что сможешь посоревноваться хотя бы с фаллоимитатором, я уж молчу о
вибраторе с насадками?
Я скорбно вздохнул:
— Увы, сдаюсь.
— То-то, — сказала она победно. — Впрочем,
как-нибудь могу позволить посмотреть, как я мастурбирую. Из соседней комнаты, в
замочную скважину. Просьба только не сопеть, меня такое отвлекает.
— Вот уж не думал, — сказал я удивленно, —
что ты такая чувствительная натура!
— Я чувствительная, — подтвердила она. — И
очень нежная. Вообще-то я могу получить оргазм даже от почесывания спины. Ну
там, у самого основания, где спина уже теряет свою благородное название. Так
что со мной легко.
Я фыркнул скептически:
— Тогда зачем тебе фаллоимитаторы и вибраторы?
— А на полку поставить? — удивилась она. —
Кто ни зайдет помыть руки, сразу видит — нормальная женщина! А иначе черт-те
что подумают. Спросить постесняются, а надумают та-а-а-акое! Я даже и не представляю,
что можно подумать! А вы представляете? Сейчас такие возможности, такие
возможности… Я не знаю, как насчет достижений в генетике или космонавтике, но
совсем в другой области этих возможностей с каждым днем все больше.
Я передернул плечами:
— Ужас.
Она сказала уже другим, почти мечтательным тоном:
