— Иди, — сказал я вяло, — бабушка… это
хорошо. Надеюсь, она тебя любит.
— Конечно, — ответила она удивленно, — я же
хорошая!
Дверь за нею захлопнулась, я снова закрыл глаза, а когда
поднял веки, не только гренки остыли, но и кофе едва не замерз. Так же замедленно,
словно черепаха на снегу, я осушил кофе, не дотронувшись до гренок.
Ребята, не дождавшись меня в кафе, обязательно нагрянут,
начнутся расспросы, ненавижу такие участливые разговоры, слишком в них много
лицемерия, мы когда сочувствуем кому-то, то втайне думаем: хорошо, что это
несчастье с ним, а не со мной, я же замечательный, а все остальные — говно…
Застонав, я поднялся, доковылял до двери, а вышел уже прямой
и доброжелательный, все мы, сволочи, ходим в масках, приросших к лицу.
Василий Петрович, который обедает только на рабочем месте
приготовленной дома по-особому диетической пищей, с половинкой бутерброда
развернулся на кресле в сторону появившихся Тимура, Романа и Алёны, довольный и
веселый, румяный, как Дед Мороз.
— Что, — сказал с веселым злорадством, —
нажрались своей вредятины? Ну тогда поздравляю теперь всех с международным днем
оргазма!.. Поцелуи и подарки нашей несравненной Алёне!
Алёна посмотрела на него зверем, а практичный Роман
поинтересовался:
— Почему это одной Алёне? Мы все вроде бы причастны…
Василий Петрович хлопнул себя по лбу:
— А как я сказал? Ах да, сегодня международный день
женского оргазма! Женского.
Тимур буркнул:
— Что, в самом деле есть такой день? Или это шуточки?
Василий Петрович возмутился:
— С какими темными людьми работаю! Вся планета живет
подготовкой к этому дню, везде подготовительные и отборочные фестивали… да что
там объяснять! Этот великий праздник скоро вытеснит всякие Дни Независимости,
Дни Победы над врагами, праздники Суверенитета… и вообще все!.. Оргазм — и никаких
гвоздей!
Он повернулся к дисплейной стене, эффектно щелкнул пальцами
и отчетливо назвал канал и время телепередачи. Вспыхнуло море цветов,
обнаженных тел.
Приподнятый женский голос говорил быстро и горячо:
— Национальные дни женского оргазма существовали в
разных странах давно, однако лишь в начале этого века было решено объявить
десятое октября национальным Днем Оргазма Евросоюза, а в этом году он
становится Днем Оргазма человечества!.. Ура!..
Видно было, как по всей площади подбрасывают над головами
цветы. Женский голос затараторил:
— Еще в тысяча девятьсот шестьдесят втором году немка
Беате Узи открыла секс-шоп исключительно для женщин! Это случилось десятого
октября, мы этот день будем хранить в наших сердцах…
Василий Петрович отправился за свой стол, не выключив экран,
и мы за две-три минуты узнали, что три столетия назад медицина открыла, что за
оргазм отвечает клитор, а в прошлом веке Фрейд сообщил, что существует еще и
вагинальный оргазм, медики сперва не поверили, в середине века обнаружили точку
G, уже в этом веке нашли еще три точки: U, C и A, что есть нервные окончания
клитора, спрятанные внутри тела, и вот теперь вся мощь медицины брошена на то,
чтобы задействовать все шесть точек в полной мере, для этого выпускаются особые
гели, таблетки, мази, спреи… Хирург из Северной Каролины Стюарт Мелой расширяет
сеть клиник, в которых вставляет генератор электрических импульсов под кожу в
районе копчика, так что женщина способна получать оргазм в любое время по
желанию…
Гулько взревел люто, перекрывая деловитый щебет дикторши:
— Да выключит ли кто эту хрень? Он что, издевается?
— Это сейчас на всех семи тысячах телеканалов, —
сообщил Роман с сочувствием.
— Что, — не поверил Гулько, — и на наших?
Роман развел руками:
— На наших до четырнадцати часов профилактика.
Гулько сказал зло:
— Все равно выруби! Я лучше буду в полном вакууме, чем
в глубокой вагине!
Я постоял ровно столько, чтобы меня заметили, потом грозно
нахмурился, надо заранее отогнать желающих побазарить за жисть, вернулся в
кабинет и снова рухнул в кресло.
Не знаю, сколько просидел в тупом оцепенении, только тело
мое вздрогнуло, когда перед столом выросла Алёна. В руках завернутые в салфетку
два огромных бутерброда, я ощутил аромат жареной ветчины, сыра и яичницы с
луком. Желудок громко квакнул, напоминая о своих правах, но Алёна медлила,
рассматривала меня в упор.
— Что случилось?
Я буркнул:
— Палец прищемил.
— Догадываюсь, — пробормотала она, — какой
именно.
— Алёна, — сказал я тоскливо, — ты… хорошая.
Но сейчас пошла нах, ладно?
— Ладно-ладно, — ответила она участливо и положила
бутерброды на стол. — Хотя, мне кажется, это тебе поможет мало.
— И все-таки давай, — сказал я.
Она со вздохом придвинула их мне. Я медленно взял еще
горячую многоэтажную булочку, где хлеб только на донышке и на крышке, желудок
начал пританцовывать в ожидании. Алёна не уходила, я чувствовал, как ее твердый
взгляд скользит по мне, как будто трет щеткой.
— Не издохнешь? — поинтересовалась она.
— А что, похоже? — огрызнулся я.
— Очень, — ответила она. — А жаль будет…
Все-таки мы все на тебе завязаны.
— Вот оно, — пробормотал я, — истинное
сочувствие.
Она дерзко ухмыльнулась:
— Зато можешь не сомневаться в его непритворности. Ты
собираешься идти домой? Рабочий день закончен. Или намерен и ночевать здесь?
Я указал взглядом на диван на той стороне комнаты.
— Он меня еще помнит.
— То было другое, — возразила она. — Ты
засыпал на пару часов под утро и снова хватался за работу, а сейчас ты и диван
пропитаешь своим ядом… Да и заснешь вряд ли. Володя, ты так себя загонишь.
Я вяло отмахнулся:
— Ты о чем? Не такой уж я и трудоголик…
Она покачала головой:
— Тебе плохо. Тебе настолько плохо, что ты уже и не
понимаешь, как ты смотришься. А я не понимаю, как в наше время можно так… Что
случилось? Женщина?
Я скривился:
— Почему женщина? Много о себе возомнили.
— Все еще есть женщины, — проговорила она, —
из-за которых теряют головы.
— Правда?
— Правда, — ответила она. — Шеф, ты всю фирму
погубишь.
Я через силу потянул губы в улыбке, не забывая дожевывать
ветчину.
— Вот уж нет.
Она взяла решительно меня под руку. Я противился, но она
подняла с неожиданной силой.
