— Да-да, Алёнушка, расскажи! Он тоже хочет снимать на
таких же условиях!
Алёна расположилась в кресле, подумала и чуть приподняла
сиденье.
— В сексе, — заговорила она деловито и включила
компьютер, — нет ничего нового или особого, так что, думаю, подойдешь.
Толстенький, розовый, с широкой попкой. Анус у тебя без геморроя?.. Правда, вы
пока в меньшинстве, так что тебе искать квартиру придется дольше.
Тимур покраснел, завопил:
— Я не педик!
Гулько сказал громко и строго:
— Ты что, оскорбляешь сексуальные меньшинства? А как
насчет статьи двести семьдесят, подпункт восемнадцать, параграф семь?
И хотя я чувствовал, что статью он сочинил на ходу, но все
притихли и начали расходиться. Алёна права: в нашем стремительном мире даже за
новинками хай-тека не всегда успеваешь уследить, статьи Уголовного кодекса
вообще идут мимо…
Я перешагнул порог кабинета и позволил себе сгорбиться и
опустить уголки рта. Трудно улыбаться все время и смотреть орлом, когда
положение хреновое. Да, вэвэпэ растет, нефтедоллары наполняют страну, бизнес
развивается… но это в целом развивается, а сколько маленьких фирм разоряется?
Мы затянули все сроки с выпуском готового продукта, второй кредит не дадут,
пока не рассчитаемся…
Мы все в одном большом помещении, что вроде бы чисто
по-русски: все одна семья. Только у меня, начальника, собственный кабинет, но и
то без двойной двери и секретарши для снятия стрессов. Когда мне нужно кого-то
позвать, проще отворить дверь и крикнуть, чем вызывать по телефону или сообщать
по скайпу.
Зато в любой момент могу посмотреть, кто занят делом, а кто
валяет дурака. В последнее время мы здорово расширились, приняв еще восемь
сотрудников. За новичками нужен глаз да глаз, чтобы не шарили по порнушным
сайтам и не играли во флеш-игрульки. Сам, конечно, за всеми не услежу, но они
знают, что могу наблюдать за работой, потому бурчат, но работают, надеясь
оторваться, когда заболею или уеду в командировку.
Гулько тоже ревниво поглядывает за новичками, у него другой
принцип: если этим козлам платят, как и нам, то чтоб работали не меньше, а лучше
— больше. Сейчас без стука вошел ко мне, огромный и плечистый, больше похожий
на крепкого баскетболиста, чем на очень умелого программиста.
Я поднял голову, он спросил с порога:
— Ну и как тебе?
— Новички? — переспросил я.
Он отмахнулся:
— Да это пока ни рыба ни мясо. Треть уволим через
неделю. Всего второй день, а уже халтурят!.. Как будто на Америку работаем.
Пойдем, покажу, как столы переставить, чтобы всобачить пять-шесть человек
новеньких.
Едва мы появились в зале, я увидел по спинам, кто в самом
деле работал, а кто в отсутствие погоняйла, то есть меня, серфил по инету в
поисках развлечений.
— Пожалуй, — сказал я, — надо заблокировать и
прием.
— Зачем? — спросил он. — Отправлять нельзя —
программный код сопрут, но прием?
— Все, что им нужно, — сказал я, — достану я.
Или ты.
Он кивнул и вдруг спросил:
— А что с юристами? Что-нибудь надумал?
Я спросил в удивлении:
— Ты на что намекиваешь?
— На какое-то изменение, — ответил он
неуклюже. — Они, конечно, дураки. Даже дураки набитые. Но наш мир
настолько богат и расточителен, что и дуракам находится место. Бывает, такие же
дураки распределяют фонды и гранты.
От соседнего стола прислушивался Тимур, наконец пихнулся
короткими ножками и лихо подкатил в кресле.
— Это в случае, — уточнил он живо, — если
хорошие дураки. Импозантные.
— Это как? — спросил я.
— Особые дураки, — пояснил он ехидно. —
Дурнее которых уже нет на свете.
— Нет, — возразил Гулько, — я имею в виду —
честные дураки. Словом, люди, с которыми нам всегда приятно и уютно общаться.
Тимур задумался, поморщился, но кивнул:
— Вообще-то да. Вон Роман умный, сволочь, но я его
больше трех минут на дух не выношу. А вот с тобой общаться приятно, хоть весь
день бы беседовал. Только хвали меня больше.
Гулько, не давая себя сбить с мысли, обернулся ко мне:
— Пусть забавляются в остроумии, придурки, но мы ж люди
серьезные. Я имею в виду, что в мире, где дураки имеют такое влияние, бывает
лучше сделать им шаг навстречу, чем переть против рожна.
Я насторожился:
— Что? И ты готов отказаться от жестокостей в байме? И
что будем делать? Нюхать цветочки на полянках? Или кто больше соберет?
Он помотал головой:
— Нет, в реале же не только цветочки собирают! И войны
гремят, и зверей убивают… Но уже есть какие-то законы. Времена буссенарства
прошли, тут они правы. Мы можем тоже ввести какие-то ограничения. Скажем, не
бить каких-то зверей… Одних бить, других — низзя…
Он что-то еще мямлил, потом вообще ушел в сторону и начал
жаловаться на соседей: не дают громко музыку включать, а он же не виноват, что
стены такие тонкие, но я уже не слушал, голова трещит под напором новых и, надо
признать, непривычных мыслей. Сам уже думал над этой проблемкой, а если уж
медлительный Гулько что-то чует в воздухе, то самое время остановиться и
подумать, с чем столкнулись или на что напоролись.
В любой байме зверей истребляют всех поголовно, смотрят
только на лут и количество экспы. Это всегда и везде так было. Хотя в принципе
нетрудно разделить зверей на группы. Скажем, этих бить можно и нужно всегда, а
вот тех только в особый сезон, охотничий. А самых редких, что в Красной Книге,
нельзя вообще. Даже пугать их запрещено, а то нервные, яйценоскость нарушится…
Кроме того, нельзя бить детенышей… ну и что, если в баймах
их нет, заведем, это ерунда, зато за убийство будем начислять штрафы. Это,
кстати, усложнит байму. У всех традиционно тупая и однообразная зачистка, а у
нас будет выборочная. Внесем разнообразие, что уже само по себе хорошо! А от
Фонда Защиты Животных можно грант получить или какой-нибудь бонус. Они там
против убийства животных и шуб из натурального меха. Нет, за шубы…
Я поймал себя на том, что почти всерьез рассматриваю
возможности введения в байму такой хрени. Разозлился, у себя в кабинете отыскал
на столе сдвинутый за ненадобностью в кучу потенциального мусора блестящий
кусочек картона. На нем надпись: «Социальное равновесие», а под ним буковками
помельче: «Тамара Вовк, юрист».
Я набрал номер, на том конце голос прозвучал сразу же, едва
закончились щелчки набираемого номера:
— «Социальное равновесие», Тамара Вовк…
— Тамара? — сказал я. — Это Владимир
Черновол. Помните, вы заходили к нам с одной весьма необычной идеей?
