Она кивнула, слабая улыбка скользнула по ее губам.
— Ну да, как мы добиваемся высшего разрешения, чтобы
траханье персов можно рассмотреть во всех подробностях.
— Точно, — согласился я.
— И что? — спросила она снова.
— Хочу тебе предложить должность управляющего, —
сказал я. — Или директора, как хочешь, так и назовись. Клиника большая, за
нею глаз нужен. Просмотри всех, кого сочтешь ненужным — уволь. Может быть,
бухгалтерию стоит сменить, хотя и старые вроде бы справлялись. Лишь бы не
начали тебе, как новичку, лапшу на уши…
Около часа я выкручивал Алёне руки, объясняя, что клиника
пластической хирургии сейчас неизмеримо больше, чем просто клиника пластической
хирургии.
Сейчас по всему обществу впервые проходит страшная линия
водораздела, нет… разлома, причем такого широкого, что не всякий и перепрыгнет.
Впервые человечество резко и беспощадно делится на простых, кто останется в
прошлом, и тех, кто пойдет дальше в будущее.
Как ни странно, ответ, кому идти дальше, а кому остаться,
лежит в ответе на простой вопрос: силиконовая или не силиконовая грудь у Ани
Межелайтис? Инет заполнен фотографиями красоток и знаменитостей, вокруг которых
постоянно кипят страсти: настоящие сиськи или искусственные?
Разлом проходит не по возрастному принципу, а именно из-за
неспособности взять барьер XXI века, а затем и войти в сингулярность. Когда
старики и совсем юные тинейджеры с жаром и презрением кричат — силикон,
силикон, силикон, тем самым вывешивают себе на грудь табличку, что они сами — из
девятнадцатого века. Каким Бог, дескать, сотворил человека, таким тот должен и
оставаться.
Однако, если честно, велика ли заслуга родиться, скажем,
красивым? Или сильным? Или быстрым? Нет, за это нужно благодарить родителей. А
вот если человек поднимал тяжести и развивал мускулатуру, если плавил мозги,
решая головоломные задачи, если учился прыгать дальше всех и выше всех — это
его личная заслуга. А за это нужно хвалить, а не фыркать: ну, это нечестно, это
позорно! А вот, говорят, в Удмуртии в одном селе дедок слона одной рукой
поднимает без всяких анаболиков…
Правда, сами кинозвезды все и портят. Ну, люди этой
профессии умом не блещут, иначе не скрывали бы, что делают подтяжки и
липоксации, впрыскивают ботоксы, а хвалились бы, потому что это расширение работы
над собой. То есть, помимо того, что изнуряют себя в тренажерных залах, учат
иностранные языки, бегают кроссы, они еще и ложатся на мучительные операции,
чтобы лучше соответствовать профессии.
Но вместо признания и даже хвастовства операциями эти идиоты
жалко оправдываются: дескать, таким меня мама родила… Тьфу, ничтожества. И тем
самым сбивают с правильного понимания таких же… умных.
Алёна слушала молча, хмуро, на лице полное неприятие
держалось долго, но злой блеск в глазах постепенно угас, она произнесла устало:
— А ты еще и умный, гад.
— Я тебя убедил? — спросил я радостно.
— Утомил, — сказала она хмуро. — Не нравится
мне это… Но, наверное, ты прав.
— Я прав, Алёнушка!
— Но все равно мне это не нравится, — повторила
она.
Как хозяин, я привел Алёну в клинику и представил ее
коллективу врачей в роли исполнительного директора, чье слово закон. Алёна
напряженно улыбалась, спина как никогда прямая, взгляд твердый, старается
показать себя человеком, с которым спорить рискованно.
На нее тоже поглядывали больше с опаской, чем с надеждой, по
глазам вижу, как спешно пытаются поскорее угадать ее характер и привычки. Пара
молодых хирургов расправляли плечи и старались выглядеть выше ростом и круче.
Правда, некоторые женщины тоже поглядывали оценивающе, такая сильная начальница
вполне может выбрать себе для утех кого-то из медсестер.
Когда мы проходили мимо двери с табличкой «Ведущий
дизайнер», я указал глазами в ее сторону.
— Зайдем посмотрим?
Она поежилась.
— Да, стоит посмотреть, что здесь надизайнерили.
Я толкнул дверь, Алёна царственно прошла вперед, я хоть и
босс, но она женщина, что значит — выше рангом. В глубине кабинета обернулся и
живо вскочил мужчина в белом халате, узнавая хозяев, взлохмаченный, в больших
очках, с толстыми дугами, с айсерьгой в ухе.
— У вас, — сказал я, — весьма… да, весьма.
Все четыре стены, даже дверь с этой стороны, увешаны
увеличенными набросками вагины, по крайней мере ее внешней части. По крайней
мере, мне так показалось, потом увидел, что эти розовые, красные и даже
багровые щели медленно шевелят краями, соприкасаются краями и раздвигаются так,
что становятся круглыми в диаметре, чмокают и хлюпают, влага блестит, как
мелкие капельки пота после тяжелой работы.
От пола и до потолка на всех стенах сплошные экраны,
установленные так, что я не заметил стыков. Вагины огромные, яркие, красочные,
выполненные со всеми полиграфическими наворотами, и когда я понял, что все
снято с натуры, это ввергло в некое подобие шока. На миг показалось, что
переступил порог вертепа порока и разврата, который так страстно обличал святой
Антоний в своих «Искушениях».
Дизайнер развел руками, на лице улыбка неуловимо быстро
перетекает из победной в виноватую и обратно.
— Поиски, — объяснил он быстро, — вечные
поиски! Как сказал великий поэт: «И вечный бой, покой нам только снится…»
Алёна молчала, немножко прибалдев, но держала лицо
держимордьим, теперь она здесь царь и бог, чувства должны быть под контролем.
— Поиски чего? — спросил я.
Он снова развел руками:
— Новых форм вагины! Стандартная арочная с как бы поддерживающим
конструкцию клитором приелась быстро, увы. Здесь искать неожиданностей трудно,
даже гении застрянут надолго, перебирая варианты… которые никуда не ведут.
— Да, — согласился я, рассматривая снимки почти в
мой рост, в такую вот щель я войду, не слишком и пригибаясь, интересное,
наверное, ощущение. — Здесь застрянут и гении… Мы все еще те гении. Нам
только дай застрять да еще в таком месте…
Он просиял, сказал торопливо:
— Вы прекрасно понимаете, я вижу! Здесь необозримое
поле для поисков. Но нужно чуть-чуть выйти за рамки привычных исканий. Даже
игры с изменением размеров, цвета и наполненности уже не приносят нового.
Алёна наконец разлепила спекшиеся губы и спросила
нейтрально-требовательным голосом:
— А клитор?
Дизайнер просиял, вскрикнул:
— Вы попали в самую точку! Да-да, именно в его области
и нужно сосредоточить все усилия нашего дружного коллектива, несмотря на все
трудности.
Я осведомился:
— А что там трудного?
— В клиторе, — ответил он так же быстро, радуясь
возможности просветить двух дураков, Алёну он тоже счел за дурака, а не за
дуру, — сосредоточено множество нервных узлов!
