— Это которая поет, — уточнил я, — или что
Самсону срезала патлы?
— Которая печет торты, — ответил он. — Петь
она тоже умеет, куда там той старой Далиле! И постричь сможет. Хочешь?
— Нет, — сказал я, не в силах оторвать от нее
взгляд, она смотрит на меня с двусмысленной улыбкой, от ее ровного глубокого
дыхания огромные груди с широкими ареолами колышутся, как буйки на волнах
спокойного моря. — Расточительство…
— Весь мир расточителен, — ответил он беспечно. —
Теперь всего создается намного больше, чем можем потребить! Ну и что? Ты как,
хочешь ее?
Я помедлил, рассматривая роскошную женщину с такой
безукоризненной кожей, и уже представил себе, насколько она будет теплая и
податливая в моих руках и как послушно будет выполнять все мои фантазии.
— Нет, — ответил я наконец, — как-нибудь в
другой раз.
— Уверен?
— Да, — ответил я. — Как-нибудь. Может быть.
Он нахмурился, чуточку уязвленный, это же я отказался не
куклу трахать, а низко оценил его усилия по тюнингу, а я, пытаясь понять,
почему отказываюсь трахнуть такую сочную и покорную, подумал, что сам по себе
секс интересен разве что грузчикам и прочим, кого мы определяем, как не
обремененных чрезмерным интеллектом и даже амбициями. У всех остальных с сексом
обязательно связано и преодоление, если можно так сказать. Да и тому же
грузчику интереснее засадить директрисе, чем вахтерше или уборщице.
Особенно это заметно на самых верхах: то и дело светская
хроника сообщает о свадьбе миллиардера на миллиардерше такой-то или о помолвке
чемпиона мира по велогонкам с чемпионкой мира по теннису. То есть сливки
общества пережениваются в своем кругу, хотя и школьнику понятнее, что в постели
одинаковы и бедная студентка, и киноактриса, получившая «Оскара». Но
студенткой, даже безумно красивой, не побахвалишься, а вот сумел завалить
королеву тусовок или дочь нефтяного магната — ого, молодец!
Куклы, двигаясь вокруг нас в танце, ставили на стол высокие
стаканы с напитками. Я проводил взглядом пару самых аппетитных, повернулся к
Гулько:
— Сам не увязнешь?
Он двинул плечами:
— А как? Я еще не сдвинулся, чтобы считать их живыми.
Тем более что сам ковыряюсь в их внутренностях. Это механизмы, всего лишь
сложные механизмы.
— Для половых нужд, — уточнил я.
Он покачал головой:
— Для удовольствия.
— Не одно и то же?
— Телевизор тоже для удовольствия, — напомнил
он. — Можно сказать, что и для половых нужд, если кто порнуху смотрит и
под такое видео мастурбирует. Хотя в чем-то ты прав. С этими куклами одни
преимущества, куда ни кинь!.. Мне даже не надо пенис увеличивать, чтобы с ними
трахаться…
Я вытаращил глаза, стараясь, чтобы мое удивление было как
можно более естественным. Гулько посмеивался, вроде бы ничуть не удрученный.
— А что, — спросил я опасливо, — у тебя с
пенисом? Вроде нормально…
— Да нормально, — ответил он равнодушно, — но
сейчас повальная мода удлинять эти штуки, какие бы у кого ни были! Даже те, у
кого и так в штанах не помещаются, и то стараются увеличить… Я говорю, что с
сексдоллами таких проблем вообще не возникает! И я не думаю, трахая вот такую,
что вчера она… или сегодня утром имелась с мужиком, у которого член втрое
длиннее и толще, и он ее продрал так, что ей на меня смотреть противно, но
вежливость требует улыбаться, и вот улыбается и говорит, что да, ей хорошо со
мной…
Я сказал громко и уверенно:
— Ты вообще какой-то запуганный этим делом. Я вот
никогда не обращаю, нравится ей или нет. Не нравится — пошла на хрен! А хочет
со мной — пусть сама как-то устраивается. Не буду же я рассказывать ей, как
пользоваться клитором?
Он грустно улыбнулся:
— Ты всегда был железным. Это я… зайчик. Трусливый
такой, чувствительный, будто интеллигент какой сраный и вообще недобитый.
Налить еще?
— Наливай, — разрешил я. — И покажи
разработки, что планируешь внедрить. А то и за тобой нужен глаз да глаз.
Он грустно усмехнулся:
— Да, шеф, твоя империя тоже разрастается.
Глава 11
Андрей Скопа на добровольной основе еще и следит за всеми
техническими новинками и самолично тестирует все виды джойстиков, очков
виртуальной реальности и шлемов, а также ревностно испытывает возможности
приставок, справедливо полагая, что в конкурентной борьбе выживут только они.
Вообще он следит за любым аппаратным обеспечением, которое
используется только для игр. Его кабинет завален графическими ускорителями,
специальными платами ввода-вывода и всем тем, что берет на себя большую часть
вычислений, связанной с выводом на экран графики. Не доверяя тестам, мол, все
жулики и одной веревочкой повязаны, он самолично прогоняет через тесты,
некоторые сам модернизировал под свои нужды и одни платы складывает на полочку
заслуживающих внимания, другие брезгливо отодвигает в сторону.
Я рассматривал гаджеты, что он отобрал для использования, в
это время в офис вошел с зычным воплем Гулько:
— Свободу сексменьшинствам!.. Дать им права!
Скопа спросил с недоумением:
— Что с ним?
Роман покрутил пальцем у виска, а грубый Тимур вообще
пробормотал нечто откровенное и хлесткое. Гулько, нимало не смутившись, сказал
злорадно:
— Чурки вы отсталые!.. Теперь в меньшинстве мы —
нормальные мужчины, что трахаем бабс!.. Не знали? Посмотрите последние новости!
Там данные опроса…
Все замолчали, переваривая сказанное, слишком быстро мир
меняется, только Тимур сказал:
— А ты при чем? Ты же кукол трахаешь!
— А куклы у меня все бабы, — отпарировал
Гулько. — Ни одного самца, ни одного жывотнаго и ни одного монстра. А ты
посмотри у других! Редко у кого найдешь бабу. Даже кукольную. Вот Андрюша
вообще какого-то осьминога имеет…
Скопа огрызнулся:
— Тебе не понять, ограниченный ты человек. Осьминога трахать
— уже искусство, а не просто грубый половой акт. К тому же осьминогу можно
везде наделать щелей, у меня же не простой осьминог, а галактическая принцесса!
Я ее спасать должен…
— Ага, — сказал Гулько саркастически, — вижу,
как спасаешь!
— Вот так и спасаю, — объявил Скопа гордо. —
Она без этого, может быть, вообще жить не может! Помрет, грубо говоря. А я
добрый, спасаю. И ее, и ее служанок…
— Тоже таким же способом?
— Так они же одна раса! — ответил Скопа с
достоинством. — Но тебе моего гуманизма и самопожертвования не понять,
дикарь немытый.
Василий Петрович повернулся от своего места, лицо серьезное.