«…Он прикрыл меня своим телом, а сам погиб. Такой молодой, – сердце генерал-адъютанта сжалось от тоски и скорби. – Сколько ещё моряков убито в этом бою? Сто, двести, триста? Это цена за наше высокомерие и беспечность. Япония только пугает? Как же! Напала, ударила исподтишка, всеми силами!..»
Наместник шагнул вперёд, подхватил под мышки раненого рулевого, уложил того рядом на пол. Затем ухватился за рукоятки штурвала, сверил курс и замер, устремив взгляд вперёд, в сторону Золотой горы.
В таком положении – замершим у штурвала – и застал Евгения Ивановича старший офицер корабля, прибежавший в боевую рубку с кормового мостика вместе с матросами. Генерал-адъютант, похоже, ничего не слышал и с трудом разжал руки, передавая штурвал вновь назначенному рулевому. Затем Алексеев прислонился к стенке рубки и прикрыл глаза.
Во время этой фазы боя досталось и идущему сразу же за флагманом «Петропавловску». Получив с крейсеров Камимуры всего тринадцать попаданий, броненосец не имел каких-либо существенных повреждений. Конечно, пожар на шканцах уничтожил часть корабельных плавсредств, зияла осколочными пробоинами вторая дымовая труба, были разбиты с полдюжины малокалиберных пушек. Зато удалось исправить и вновь ввести в строй заклинившую было шестидюймовую башню, потушить возгорания на корме и баке.
Не обращая внимания на свистящие над кораблём осколки, по мостику бодро прохаживался адмирал Макаров, который, по сути, и руководил продолжавшимся боем. Именно Макаров отдавал команды идущим позади «Петропавловска» броненосцам, по его приказу проводилось маневрирование огнём, и он же умудрялся держать в голове общую картину сражения.
Когда подошедший с юга 1-й отряд миноносцев схлестнулся с крейсерами Камимуры, вице-адмирал тотчас приказал передать Матусевичу приказ – подойти ближе и быть готовым к атаке кораблей Того. К сожалению, капитан 1-го ранга замешкался и подошёл к «Петропавловску» с опозданием, когда враг уже был на траверзе отряда Рейценштейна. Пятёрка истребителей-«французов» так и проболталась весь бой между своими броненосцами и крейсерами Грамматчикова – «Аскольдом» и «Новиком», – не сделав по врагу ни единого выстрела.
Разглядев ринувшуюся в атаку тройку миноносцев, Макаров сразу же понял замысел кого-то из коллег-адмиралов. Восхищённый смелостью командиров и экипажей истребителей, Степан Осипович приказал перенести огонь на второй и третий японские броненосцы, чтобы поддержать действия трёх маленьких русских корабликов.
Артиллеристы «Петропавловска» открыли стрельбу по «Фудзи», а «Полтава» и «Севастополь» взяли на прицел до этого почти не пострадавший «Асахи». «Ретвизан» же продолжал посылать снаряд за снарядом по японскому флагману: Карл Петрович Иессен прекрасно видел, что на идущем концевым «Пересвете» внезапно замолкла носовая башня главного калибра, а на баке корабля вновь вспыхнул потушенный было пожар.
К концу сражения броненосец под флагом контр-адмирала князя Ухтомского получил очень серьёзные повреждения небронированных частей корпуса. Пара угодивших в бак чуть выше уровня ватерлинии японских снарядов создали здоровенные пробоины, через которые вода сразу же хлынула внутрь корпуса, стремительно распространяясь по кораблю, проникая в отсеки и помещения.
С каждым пройденным кабельтовым «Пересвет» всё больше и больше садился носом, градус за градусом кренясь на левый борт. Корма постепенно поднималась вверх, и под конец боя избитый корабль стал плохо слушаться руля. Чтобы устранить проблемы с остойчивостью, капитан 1-го ранга Бойсман приказал затопить междудонные отсеки, за исключением носовых.
Носовая десятидюймовая башня смолкла в середине второй фазы боя, получив два подряд попадания японских снарядов – вышла из строя горизонтальная наводка. Апофеозом триумфа вражеских комендоров стало прямое попадание в грот-мачту 305-мм снаряда с «Сикисимы», после которого часть мачты вместе с ранее разрушенным марсом рухнула за борт. В казематах на верхней палубе с левого борта полыхали пожары, питаемые детонацией боеприпасов к 75-мм орудиям Канэ.
Успешно выдержав перестрелку с развалившими строй крейсерами Камимуры, капитан 1-го ранга Рейценштейн не рискнул бодаться с броненосцами 1-го боевого отряда и отдал приказ выходить из боя. Повернув на пару румбов вправо, тройка русских броненепалубных крейсеров увеличила ход до семнадцати узлов.
Медленно обходя по правому борту колонну бронированных исполинов, «Варяг» и «богини» фактически спрятались за их корпусами от огня противника. Впоследствии, подводя итоги сражения, генерал-адъютант одобрил данное решение Рейценштейна, сочтя маневр Николая Карловича грамотным тактическим шагом, полностью отвечающим сложившейся обстановке.
Отразив минную атаку пятёрки русских истребителей, крейсера Камимуры пошли на зюйд, постепенно собираясь в единый отряд. В течение четверти часа вице-адмирал получил целых три радиограммы о помощи от Девы, корабли которого вот уже десять минут как на полной скорости отходили прочь от Порт-Артура.
Причиной бегства четвёрки японских крейсеров стал подход и вступление в бой «Богатыря» и «Баяна», мгновенно склонивших чашу весов в сторону русских. Одно дело вести перестрелку на параллельных курсах с «Аскольдом» и парой «картонных» крейсеров 2-го ранга, и совсем другое – противостоять пятёрке крейсеров, два из которых идут наперерез, готовые совершить маневр «crossing the T». Едва рядом с «Читосе» разорвались первые снаряды, прилетевшие со стороны новых противников, контр-адмирал Дева сразу же приказал своему отряду поворачивать вправо на восемь румбов и любой ценой держать ход в двадцать узлов.
Разойдясь на контркурсе с русской эскадрой, броненосцы 1-го боевого отряда какое-то время шли южным курсом. Адмирал Того молчал, с высоты мостика «Микасы» рассматривая закопчённые стволы носовой башни главного калибра. Никто из офицеров не рискнул потревожить одиночество командующего Объединённым флотом, который только что расстался с иллюзией о неготовности врага к этой войне. Северные варвары оказались очень даже готовы к войне, попутно посрамив хвалёную разведку японского Генерального штаба. Первое же морское сражение показало тактическое преимущество и моральное превосходство русских, нисколько не испугавшихся боя с более многочисленным противником.
Тяжело вздохнув, Того повернулся и пошёл в ходовую рубку «Микасы», попутно пнув ногой неразорвавшийся снаряд малого калибра – «подарок» с «Разящего». Стальная болванка лишь лязгнула по металлу, откатившись в сторону с пути маленького желтокожего человечка.
– Кхм… Доктор, что там с вице-адмиралом? – кашлянув, спросил наместник. – Он сильно ранен?
– На первый взгляд, жизненно важные органы не задеты. Рассечены мышцы, имеется некоторая кровопотеря и вроде всё, – секунду подумав, врач выдал достаточно обстоятельный доклад. – Потребуется операция, чтобы извлечь застрявшие в тканях осколки. Но это уже на берегу, в госпитале.
«…Ну, слава Богу, и Старк пострадал не сильно. Полежит в госпитале, полечится, к весне, глядишь, пойдёт на поправку, – Алексеев прихлебнул из стакана чай. – Странное дело: из всех находившихся в рубке не пострадали всего лишь двое – я и Эбергард. Да и то флаг-офицер сломал руку, когда падал на пол, сбитый сразу двумя телами – моим и мичмана Эллиса. Эх, мичман, мичман…»
