Генерал-адъютант вновь отхлебнул из стакана и замер, сидя в кресле-качалке, принесённом матросами откуда-то снизу прямо к носовой башне главного калибра. Среди хаоса обломков, разбросанных по верхней палубе, кресло смотрелось дикой нелепицей. Но вынесенный на руках из боевой рубки – от стресса, похоже, отказали ноги, мигом став ватными, – наместник наотрез отказался спускаться вниз, в лазарет.
Наскоро осмотрев Алексеева, доктор констатировал всего лишь синяки и ушибы, не опасные для жизни, и по приказу генерал-адъютанта удалился помогать другим раненым. Появился вестовой, притащив небольшой раскладной столик и водрузив на него перед обалдевшим наместником поднос со стаканом крепкого чая с сахаром и лимоном. Чай пришёлся весьма кстати, и, попивая напиток, генерал-адъютант постепенно приходил в себя, отходя от пережитого.
– А позови-ка, мне, братец, кого-нибудь из офицеров, – кряхтя и охая, Алексеев с трудом поднялся с кресла. – Поторопись, голубчик, христа ради.
Вестовой убежал, нырнув куда-то внутрь надстройки, а наместник огляделся вокруг уже совершенно иным взглядом оказавшегося на волоске от гибели человека.
Дымя пробитыми во многих местах трубами, «Цесаревич» семиузловым ходом вползал на внешний рейд крепости. Здесь уже стояли, бросив якоря у Тигрового полуострова, крейсера Рейценштейна: закопченные и обожжённые, с пробоинами и прочими разрушениями. Следом за флагманом тянулись остальные броненосцы эскадры, причём «Пересвет» пылал многочисленными пожарами и шёл с приличным креном, оставляя за кормой целое облако густого дыма.
– Боже, прям плавучий костёр какой-то, – пробормотал генерал-адъютант, мысленно ужасаясь состоянию корабля. – Неужели на нём остался хоть кто-то живой?
– Вы что-то сказали, ваше высокопревосходительство? – капитан 2-го ранга Шумов подошёл незаметно, словно призрак. – Извините, ваше высокопревосходительство, я не расслышал: после боя в ушах словно ваты понапихано.
– Отставьте, капитан, «превосходительство» для иных ситуаций, – неопределённо махнул рукой наместник. – Сегодня обращайтесь ко мне по имени-отчеству – так будет правильнее.
– Слушаюсь, Евгений Иванович, – если старший офицер броненосца чему-то и удивился, то не подал виду. – Какие будут приказания?
– Передайте контр-адмиралу Иессену мой приказ: начать восхождение на гору Фудзияма, – произнёс Алексеев, глядя офицеру прямо в глаза. – Капитан, этот приказ нужно передать слово в слово.
– Слушаюсь. Я подзову миноносец и с ним передам контр-адмиралу записку с вашим приказом, – козырнув, Шумов повернулся и быстрым шагом ушёл на корму.
Спустя где-то три часа «Ретвизан» поднял брошенный было якорь, и, сопровождаемый пятью истребителями 2-го отряда – «французами», взял курс на юго-восток. Следом за броненосцем поспешил вспомогательный крейсер «Ангара», выхода которого из гавани Иессен дожидался целый лишний час.
В двенадцати милях от Порт-Артура к этим двум кораблям присоединился «Боярин», ранее отделившийся от отряда крейсеров Грамматчикова. Сразу же после этого контр-адмирал отослал обратно в крепость пятёрку миноносцев сопровождения, а затем повернул со своим отрядом на юг.
Солнце коснулось краем диска западного горизонта, возвещая окончание короткого зимнего дня, и опустившаяся на море ночь надёжно укрыла русские корабли непроницаемой для чужого взора завесой темноты.
Глава 9
– Евгений Иванович! Ваше высокопревосходительство! Что произошло? Куда и почему уходят «Ретвизан» и «Ангара»? – громкий и властный голос, нарушивший одиночество наместника, мог принадлежать лишь одному человеку – Макарову. А вот и он сам, задымлённый и возбуждённый, глаза сверкают, борода торчком.
– Рад видеть вас, Степан Осипович, живым и в добром здравии, – генерал-адъютант повернулся в сторону Макарова. – Признаюсь, грешным делом думал, что больше никого не увижу: ни вас, ни Иессена, ни князя Ухтомского… Как там, на «Петропавловске» – туго вам пришлось, да?
– Относительно нам досталось, Евгений Иванович, относительно. Если сравнивать с «Цесаревичем» и «Пересветом», то «Петропавловск» вообще легко отделался, – вице-адмирал подошёл вплотную к Алексееву, высокие начальники пожали друг другу руки, обнялись по-братски. – Скажу, как на духу: такое вижу впервые. Настоящий ливень из железа и взрывчатки, японцы поливали нас снарядами, словно из шланга!
– Что делать, Степан Осипович, коли пришла эра скорострельных пушек. Поздно сокрушаться: мы сами создали столь ужасное оружие, – покачал головой наместник. – вы спрашивали о «Ретвизане». Уж простите, ради бога, но я не могу ответить на этот вопрос. И не потому, что не доверяю вам лично, а по причине данного Карлу Петровичу Иессену слова. Скажу одно – с сего дня у нас остаётся пять броненосцев. Вот так вот.
Макаров, похоже, не только удивился, но и буквально опешил от такой новости. Это же уму непостижимо – посылать куда-то к чёрту на кулички один из двух новейших броненосцев! Притом, в ситуации, когда число кораблей данного класса на эскадре фактически сократилось до трёх единиц! «Цесаревич» и «Пересвет» вышли из строя, и, судя по всему, на очень длительное время. Обоим кораблям предстоит обширный восстановительный ремонт, причём с «Пересветом» придётся возиться, и возиться. А тут наместник такое учудил! Ладно бы, послал в крейсерство одиночный рейдер – пусть хоть того же «Боярина» – так нет, выделил целый отряд сразу из трёх кораблей. Вице-адмирал нисколько не сомневался, что Иессен ушёл в крейсерство, ушёл надолго, имея заранее подготовленные приказ и планы. Причём, полученные задолго до сегодняшнего выхода в море, и последовавшего за ним боя.
Ещё вчера днём, побывав в порту, Макаров обратил внимание, что на «Ангару» грузят уголь, много угля, больше, чем обыкновенно требуется этому пароходу. Поход «Ангары» не отменили даже по причине повреждений, полученных кораблём во время обстрела гавани: крупнокалиберный фугас угодил в надстройку, вызвав сильный пожар, с трудом потушенный командой и рабочими порта. Вспомогательный крейсер так и пошёл в рейдерство с ещё дымящимися надстройками. Впрочем, и «Ретвизан» ушёл, имея массу мелких повреждений, полученных им в бою. Хорошо хоть Иессен сдал на берег раненых моряков из экипажа своего броненосца.
– Я не могу согласиться с вашим решением, Евгений Иванович, и считаю его в корне ошибочным. вы не должны были распылять силы эскадры, отсылая «Победу» во Владивосток, – взял и прямо в лоб заявил эксцентричный вице-адмирал. – Имей мы сегодня семь броненосцев вместо шести – и японцы не ушли бы от крепости без потерь в кораблях линии.
– Вы, Степан Осипович, всерьёз полагаете, что с «Победой» бы нас ждала победа? – генерал-адъютант удивился столь сильно, что и не заметил невольного каламбура своих слов. – Вы видите состояние «Пересвета»? Вот так же могла выглядеть и «Победа», если бы японцы сосредоточили на ней свой огонь. И нам, порту, пришлось бы ремонтировать на один броненосец больше.
Наместник не ошибался. Как раз в этот момент «Силач» и буксиры проводили на внутренний рейд мимо «Цесаревича» наиболее пострадавший броненосец эскадры, и взоры сотен моряков устремились в сторону избитого японцами «Пересвета». Столь страшного зрелища ещё никто никогда не видел: обгоревший до пепельного цвета, с зияющими чернотой пробоинами, корабль медленно полз кормой вперёд.
