Стрельба велась вслепую, практически наугад, по квадратам, и, разумеется, ни о каких прямых попаданиях в «Асаму» не могло быть и речи. Тем не менее один залп, лёгший в море в полукабельтове от японского корабля, заставил капитана 1-го ранга Ясиро поторопиться с отходом в море. Огонь «Асамы» также не отличался особой точностью – большая часть 203-мм снарядов падали с недолётом, глуша рыбу на мелководье, и лишь пять-шесть штук угодили в обращённые к морю склоны Золотой горы.
Успешное отражение атаки брандеров стало возможным благодаря уму и усилиям капитана 1-го ранга Рейценштейна, сумевшего наладить чёткое взаимодействие береговых артиллеристов и наблюдателей с подвижными корабельными дозорами. Именно Рейценштейн инициировал установку минных банок в бухте Белый Волк, по его же приказу были развёрнуты наблюдательные посты, оборудованные телефонной связью с командным пунктом на Золотой горе. В результате объединённый штаб обороны крепости мог более-менее контролировать часть побережья от мыса Ляотешань до бухты Тахэ включительно, чего, к сожалению, нельзя было сказать о береговой линии на западе и северо-западе полуострова.
Вечером следующего дня в Порт-Артур поступила телеграмма из Владивостока, по прочтении которой Алексеев долго и громко выражал свои эмоции. Впрочем, не он один – Макаров также употребил ёмкие и не менее образные выражения.
Проблема заключалась в том, что контр-адмирал Иессен решил сходить в залив Посьета для переговоров с сухопутным командованием, и для этой цели избрал флагманский корабль Отдельного отряда – «Победу». Словно назло, море оказалось окутано очень плотным туманом, вынудив моряков идти по счислению.
Вопреки возражениям командира броненосца, Иессен приказал держать ход в десять узлов, хотя данная скорость явно не соответствовала погодным условиям. Столь легкомысленное отношение контр-адмирала к навигационным вопросам грозило крупными неприятностями, поэтому капитан 1-го ранга Зацаренный не стал скрывать своего мнения.
Между адмиралом и его подчинённым возникло, скажем так, недопонимание, по слухам, едва не завершившееся вызовом на дуэль. Всё это привело к тому, что была пропущена точка поворота, в результате чего идущий в густом тумане корабль не успел разминуться с прибрежными скалами у мыса Брюса. Несмотря на то что в последнюю минуту старший офицер успел дать в машину команду «полный назад», а рулевой выкрутил штурвал влево, «Победа» помяла и распорола себе днище почти на четверть длины корпуса.
После столь глупого фиаско Иессену стало не до встреч с армейскими офицерами: приняв через пробоину более сотни тонн воды, броненосец пополз обратно во Владивосток, чтобы встать в док, который «Победа» покинула всего лишь неделю назад. Данная навигационная авария едва не оборвала карьеру начальника Отдельного отряда, на которого сразу же ополчились все завистники и недоброжелатели.
Вице-адмирал Макаров тотчас снял Иессена с должности, приказав Греве расследовать инцидент, выявить и наказать всех виновников происшествия. Во Владивосток срочно откомандировали Рейценштейна, без пяти минут контр-адмирала, назначив того врио командующего Отдельным отрядом. Капитана 1-го ранга Зацаренного временно, на период расследования, отстранили от командования кораблём. В свою очередь, в сложившейся ситуации Алексееву ничего не оставалось, кроме как согласиться со всеми кадровыми перестановками, инициированными штабом флота, да выслать Иессену ободряющую телеграмму от своего имени.
На следующий день после аварии у мыса Брюса порт наконец-то завершил ремонт «Севастополя». Закончив с «Севастополем», контр-адмирал Молас обещал в течение недели-другой ввести в строй и «Петропавловск» с «Полтавой», после чего бросить всех освободившихся мастеровых на модернизацию «Богатыря» и ремонт «богинь».
А пока что в приоритете начальника порта значилось полное восстановление боеспособности «Цесаревича» и «Пересвета». На очереди же стояли, требуя ремонта, около десятка повреждённых в последних боях истребителей, кроме того, было необходимо срочно заделать полуподводную пробоину на «Новике»… Слава богу, что некоторые командиры кораблей – Грамматчиков с Виреном – каким-то образом умудрились обойтись силами своих команд, работавших под присмотром инженеров порта и нескольких высококвалифицированных мастеровых.
Вечером 8 мая к берегу у деревни Сяньдьгоу вновь подошли японские транспорты, миноносцы и канонерские лодки, о чём штабс-капитан Войт незамедлительно сообщил в Порт-Артур. Объединённый штаб обороны тотчас запросил информацию о численности кораблей противника, объявил боевую тревогу на флоте и в гарнизоне крепости.
Рано утром 9-го числа поступила новая телеграмма, где говорилось о начавшейся бомбардировке русских позиций. Командир разведотряда затруднился с определением числа японских судов, так как на горизонте появлялись всё новые и новые транспорты.
В следующей телеграмме, отправленной около полудня, Войт сообщил, что неприятель начал высадку своих войск, и уже успел зацепиться за побережье. Впрочем, неудивительно, если учесть, что русские войска в этом районе – три батареи полевой артиллерии и один пехотный полк – были растянуты по побережью от мыса Сяохоукоузейцзы до самого Бицзыво.
Словно этого было мало, армейское командование в лице генерала Фока почему-то посчитало, что враг полезет в бухту Янтоува, и приказало установить две из трёх батарей на берегах именно этой бухты. Японцы же не стали соваться в заминированную бухту, предпочтя месить ногами ил у деревни Сяньдьгоу, слушая свист пролетающих над головами снарядов, выпущенных из орудий своих канлодок и крейсеров.
– Дождались варягов! – едва поздоровавшись с военачальниками, с места в карьер громыхнул Алексеев. – А ведь я извёл банку чернил, прося Куропаткина поторопить Стесселя! И что в результате?! То у Стесселя не хватало лошадей, то патронов, то он сам внезапно занедужил! Помню я, как он «болел» здесь, в Порт-Артуре!
– Ну да, если не понос, то золотуха, – подавив зевок, хмыкнул Макаров. Командующий флотом не спал всю ночь, так как далеко за полночь работал с документами, а тут объявили боевую тревогу, и вице-адмиралу стало не до отдыха. – Чёрт с ним, со Стесселем, господа! У нас есть проблема посерьёзнее, которую надо срочно решать, пока японцы не отсекли Порт-Артур от остальной Маньчжурии.
– Что же может быть серьезнее японского десанта, Степан Осипович? – искренне удивился комендант крепости, генерал-лейтенант Смирнов. – Поясните, пожалуйста.
– Не что, а кто, дорогой мой Константин Николаевич. И вы все, господа, так же прекрасно знаете, о ком именно я говорю, – тяжело вздохнул адмирал. – Не дай бог, если самураи запрут обоих великих князей в Порт-Артуре… Уезжать им обоим надо, и как можно скорее.
– Как же, уедут они. Пока есть, что выпить – чёрта с два они двинут с места, – пробормотал генерал-адъютант, пытаясь припомнить, когда же он в последний раз видел Кирилла с Борисом трезвыми. В памяти Алексеева неожиданно всплыла картинка из его недавнего сна: здоровенный бугай, то ли негр, то ли папуас, завёрнутый в рулоны обоев… Жаль, правда, что нельзя выпороть представителей императорской фамилии, как того бугая из сна. С другой стороны, выпороть, может, и нельзя, а вот вывезти из Порт-Артура – запросто. Надо лишь подойти к этому делу творчески, с умом и воображением. – Вы правы, Степан Осипович, великих князей нужно срочно отправить в Мукден… Я решу эту проблему, обещаю.
