Данная концепция институциональной матрицы была применена к выявлению сравнительных особенностей восточной и западной институциональных матриц (об этом шла речь в первом разделе). Главные различия, по мнению С.Г. Кирдиной, состоят в том, что в отличие от западной в восточной матрице господствуют нерыночные механизмы, институты унитарно-централизованного государственного устройства, приоритет коллективных, надличностных ценностей413. Этим объясняется и соответствующее различие положения предпринимательства в социальной структуре общества, относящегося к институциональной матрице типа X– или Y-. Отсюда следует то существенное обстоятельство, что развитие экономики того или иного социума, инкорпорированной в глобальную экономику, предполагает учет и использование этнокультурных особенностей человеческих ресурсов, особенно их инновационного потенциала. Ведь в современной глобальной, тотально-сетевой экономике новейшее международное разделение труда тесно взаимодействует с этнокультурным разнообразием организационных форм и форм экономического поведения, имеющих различное институционально-культурное происхождение.
Эти культурные детерминанты дифференцируют экономические системы в современной глобальной экономике, что объясняет существование различного отношения к положению предпринимательства цивилизациях Запада и Востока. Фундаментальное различие этих культурных детерминант, вполне укладывающееся в концепцию институциональных X– и Y-матриц, заключается в системах индивидуализма и коллективизма. Немалое влияние на позиционирование предпринимательства в социальной структуре общества оказывает индивидуалистская или, наоборот, коллективистская направленность культур. Более того, следует принимать во внимание также и то существенное различие между западными и восточными культурами, согласно которому первые относятся к культуре вины, вторые – к культуре стыда. В этом плане представляет интерес культурно-регулируемая экономическая система, нарушающая все общепринятые законы конкуренции и придающая специфику положению предпринимательства в социальной структуре общества.
Чтобы четко представлять уникальный характер культурно-регулируемой китайской экономики приведем обширную выдержку из фундаментального компаративистского исследования экономических систем мира, проведенного американским экономистом С. Роузфилдом в таких ключевых аспектах, как культура, богатство и власть. «Китайская экономика сегодня, – отмечает С. Роузфилд, – это культурно-регулируемая экономика при авторитарном невмешательстве государства,… которая является разновидностью саморегулирующейся социалистической рыночной модели Ланге категории А2. Она отличается широким распространением государственной (коллективной) собственности на средства производства, контролем над предприятиями со стороны назначенных по усмотрению государства директоров и экономическим регулированием, осуществляемым коммунистической партией и определяемым марксистскими принципами в сочетании с традиционной китайской культурой. Государство, контролируемое компартией, считает, что оно имеет законные права на активы и доходы, получаемые в результате добычи полезных ископаемых, на землю и на большую часть средних и крупных основных производственных фондов, и утверждает свое право осуществлять, облагать налогами, субсидировать, назначать цены, передавать, регулировать и контролировать экономическую деятельность по своему собственному усмотрению»414.
В современном Китае положение предпринимательства зависит от государства, распоряжающегося свободными ресурсами, что соответствует институциональной Х-матрице. Обладая огромной официальной властью, коммунистическая партия рассматривает государственных управляющих и частных предпринимателей как независимых государственных агентов, одновременно требуя от государственных рабочих и крестьян выполнения строгой партийной дисциплины. Такой подход к предпринимательству влечет за собой определенные моральные риски, обусловленные традиционной китайской культурой. «Степень морального риска в этом плане зависит в основном от политической дисциплины и культуры. Применительно к Китаю, где культура вины превалирует над стыдом, это означает, что конфуцианская дисциплина (основанная на китайском варианте христианского “золотого правила”), коммунистический идеализм или какой-то иной набор универсальных моральных принципов должны воодушевлять правителей, “деловых агентов”, рабочих и крестьян к тому, чтобы они работали изо всех сил и проявляли инициативу в дисциплинированном порядке»415.
Специфика положения предпринимательства в структуре китайского социума определяется особенностями «восточной» рыночной системы, когда компартия использует собственнические, регулятивные и делегирующие полномочия государства для достижения своих интересов и для решения задач управления. Именно культурные детерминанты обусловливают то обстоятельство, что китайская компартия не будет действовать в строгом соответствии с западными идеалами, которые основаны на конкуренции и лишены морального риска. «Мотивация, механизмы и институты, регулирующие спрос, предложение и равновесие, значительно отличаются от тех, которые лежат в основе англо-американской рыночной модели, неотъемлемой частью которой являются “золотое правило” и примат договорного права, и порождают такую систему, при которой суверенной является элита коммунистической партии, а не отдельные лица. Спрос и определение рамок политики невмешательства в свободное предпринимательство зависят от решений элиты компартии. Эту модель можно представить себе как двухъярусную систему, обеспечивающую процветание привилегированным лицам, допущенным к государственной власти, тогда как рабочие, крестьяне и мелкие собственники трудятся, чтобы хоть как-то прокормить себя в обстановке сокращения мер социальной защиты»416. Понятно, что такая ситуация в китайском обществе с его конфуцианскими традициями, которые лежат в основе двухъярусной модели, когда государство доминирует в распределении свободных ресурсов и соответственно определяет положение предпринимательства в социальной структуре китайского социума, в перспективе должна меняться. Данная перспектива просматривается в интеграции индивидуалистических и коллективистских культур. Эмпирические факты свидетельствуют о том, что высокопроизводительные компании динамично развиваются в турбулентных средах на основе синтеза индивидуализма и коллективизма в контексте все более сложных, дифференцированных и взаимозависимых обществ Востока и Запада417.
Можно утверждать, что сейчас происходит определенное сближение институциональных матриц Запада (Америки) и Востока (Китая), связанное с вызовами XXI столетия и тенденциями развития мира. Вполне естественно, что в связи с этим начинают складываться во многом достаточно существенные, новые отношения между Америкой и Китаем. Известный отечественный китаевед Ю.М. Галенович следующим образом характеризует взаимоотношения Америки и Китая на протяжении последних полутора столетий. «Полтора века истории американо-китайских отношений говорят о том, что вначале это были отношения между двумя странами, которые потенциально виделись как могучие мировые державы, но в реальной действительности еще не вышли на первый план в мировой политике… За полтора века Америка и Китай прошли в своих взаимоотношениях сложный и долгий путь, на котором Америка, став ведущей мировой державой, имея и глобальные, и региональные интересы, пришла к выводу о необходимости постоянного партнерства с Китаем во многих мировых делах, выразила намерение сохранять стабильность в двусторонних отношениях с Китаем, по крайней мере, на всю первую половину XXI века…
