То же происходит и с шестью аспектами эмоционального типа: они отражают активность в конкретных, идентифицируемых участках мозга. У каждого аспекта есть две крайности (как, например, позитивная и негативная в случае прогнозирования будущего), которые обычно являются результатом повышения или понижения активности на этих участках. Первый шаг к тому, чтобы понять, почему вы такой, какой есть (как показано на изображении, которое вы сделали, исходя из результатов анкеты в предыдущей главе), – это понимание того, что мозг является основой для каждого аспекта и для полюсов каждого из них. Кроме того, это первый шаг к тому, чтобы подтолкнуть себя в любом направлении каждого из аспектов. Я, по правде сказать, отношусь к этому предвзято, но считаю, что любая программа, которая имеет цель изменить что-то настолько фундаментальное, как эмоциональный тип, вызовет больше доверия, если будет основана на неврологии.
Неудивительно, что то, где вы находитесь в каждом аспекте эмоционального типа, – это результат определенных закономерностей активности мозга, поскольку все исходит из нашей психической жизни. Удивительно, однако, то, что большинство контуров, лежащих в основе шести аспектов, располагаются далеко от областей мозга, которые должны отвечать за эмоции, – лимбической системы и гипоталамуса. Это выяснилось благодаря открытию, с которого все и началось: префронтальная кора, местоположение таких исполнительных функций, как планирование и суждение, контролирует, насколько люди эмоционально устойчивы. Эксперимент, показавший это (я описал его в главе 2), был проведен, когда я находился в государственном университете штата Нью-Йорк в Перчейзе, но скоро я понял, что Перчейз слишком мал и не имеет необходимой инфраструктуры для исследования, которое я хотел провести. Вскоре после того, как я начал пускать пробные шары насчет должностей в более крупные и более ориентированные на исследования университеты, я услышал, что Питер Лэнг, известный психофизиолог, ушел из Висконсинского университета в Мэдисоне, чтобы быть рядом со своей второй половиной. В Висконсине решили заменить его кем-то, кто проводил схожие исследования, и обратились ко мне. (Висконсин использует выигрышную стратегию набора преподавателей, нанимая скорее тех, чья звезда еще только восходит, чем полностью сформировавшиеся сверхновые, как это обычно делают в местах вроде Гарварда.) Они сделали мне предложение, и я согласился – в значительной степени из-за звездной репутации кафедры психологии на факультете.
Я переехал в Мэдисон в сентябре 1985 года, начав новую работу в новом статусе при далеко не идеальных личных обстоятельствах: моя жена Сьюзен и трехлетняя дочь остались в Нью-Йорке, чтобы Сьюзен могла завершить свою ординатуру по акушерству и гинекологии в Медицинском колледже Альберта Эйнштейна. Я нашел крошечную квартиру с потрепанным диваном-кроватью и первый год переключался между временными зонами, находясь в Нью-Йорке с четверга по субботнюю ночь и вылетая в Мэдисон рано утром каждый понедельник. Мой устойчивый, позитивно-прогнозирующий эмоциональный тип определенно помог мне удержаться от стресса.
Устойчивый к воздействиям мозг
С одной стороны аспекта устойчивости находятся люди, которых могут настолько сломить неприятности, что восстанавливаются они очень, очень медленно или вообще не восстанавливаются, а с другой стороны располагаются те, кто либо не обращает внимания на неудачи и продолжает двигаться по своему жизненному курсу, либо активно им сопротивляется, таким образом быстро восстанавливаясь после неприятностей. Как я описывал в главе 2, устойчивость характеризуется большей активностью в левой префронтальной коре, тогда как недостаток устойчивости исходит от большей активности правой префронтальной области. Уровень активности в левой префронтальной области у устойчивого к внешним воздействиям человека может быть в тридцать раз сильнее, нежели уровень аналогичной активности человека неустойчивого.
Это был первый намек на то, что разные уровни активности в определенной области мозга отвечают за то, где человек находится в каждом из аспектов эмоционального типа. Заинтригованный этой догадкой, я не собирался ставить себя в трудное положение заявлением о том, что мозг является основой для индивидуальных различий, пока не определил бы точно, что это не принесет мне вред и не ввергнет мою зарождающуюся карьеру в полное бесславие. Эксперимент показал, что префронтальные различия между левой и правой стороной довольно малы (всего по нескольким дюжинам пунктов), но эта разница возникала только во время одной протокольной записи, которую мы вели, – при показе людям эмоциональных видеоклипов. Было очевидно, что мне требуется более надежное доказательство. Однажды в Мэдисоне я начал размышлять о том, что могут означать изменения в шаблонах префронтальной функции, и задаваться вопросом, что именно префронтальная кора делает для эмоций. В конце концов префронтальная кора была раньше (да и сейчас) известна как местоположение познавательной активности высшего порядка, местом, в котором происходят суждение и планирование, а также другие исполнительные функции. Каким же образом это может играть роль в ключевом элементе эмоционального типа?
Одна подсказка была в большом скоплении нейронов, пролегающих между некоторыми областями префронтальной коры и амигдалы. Амигдала принимает участие в проявлении негативных эмоций и страданий. Она моментально становится активной, когда мы чувствуем тревогу, страх или угрозу. Возможно, подумал я, левая область префронтальной коры способна подавлять миндалевидное тело и посредством этого механизма помогает облегчить быстрое восстановление после неприятных событий.
Чтобы проверить эту идею, аспирант Дарен Джексон и я наняли сорок семь взрослых человек (их средний возраст составлял пятьдесят восемь лет). Все они были частью висконсинского лонгитюдного исследования, которое было начато социологами Висконсинского университета в Мэдисоне в 1957 году. В исследовании была задействована треть выпускников средней школы Висконсина этого года. Планировалось наблюдать за ними на протяжении десятилетий для того, чтобы отслеживать их опыт работы, социально-экономический статус, семейную жизнь, травмы и здоровье. Участники эксперимента пришли ко мне в лабораторию в невзрачный корпус Брогдена, где располагалось отделение психологии. Это здание было построено в середине 60-х годов прошлого века посреди территории университета, и его наиболее примечательной особенностью было полное отсутствие окон на третьем этаже исследовательского крыла. (Идея заключалась в том, что мелькание внешнего мира может помешать серьезным экспериментам, которые должны были проходить там, но это не так очевидно, как то, что люди будут себя чувствовать, будто находятся в саркофаге, что, конечно, улучшает производительность научного труда.)
Дарен приветствовал каждого участника, объяснял, в чем суть эксперимента и причины его проведения, после чего давал всем подписать форму информированного согласия (требование для всех исследований, в которых участвуют люди). Мы хотели бы измерить электрическую активность мозга, говорил он, чтобы определить, являются ли люди с большей активностью левой префронтальной области более устойчивыми, чем те, у кого активнее правая область. Затем мы тщательно фиксировали сетку для волос с электродами, вшитыми внутрь, на голове каждого добровольца, смачивая перед этим каждый кончик сенсора соленой водой, чтобы он лучше проводил электрические импульсы. Из контрольной комнаты, находящейся за соседней дверью, еще один мой помощник следил за электрическими контактами и кричал по внутренней связи, когда один из них нужно было зафиксировать: «Восемьдесят седьмой в правой лобной области; тридцать шестой в правой теменной области!» (В этом случае мы использовали шприц, чтобы капнуть немного больше соляного раствора на губку электрода.) Каждый испытуемый получал пластиковую накидку, чтобы уберечь от капель свою одежду. Все эти люди в ощетинившихся электродами сетках для волос и пластиковых накидках выглядели так, будто мы открыли футуристический салон красоты.
