Германские власти, чувствуя постоянный контроль испанских дипломатов, понимали, что любое происшествие или распоряжение во вред военнопленным будет известно русскому правительству и вызовет ответные меры к находящимся в России военнопленным. Правда, в отношении репрессалий против германских подданных Отделу о военнопленных приходилось действовать с большей осторожностью, ввиду огромного численного превосходства русских пленных в этой стране над германскими пленными в России.
Путем переговоров с германским и австрийским правительствами Министерству иностранных дел удалось добиться соглашения по целому ряду вопросов, касающихся условий содержания пленных во вражеских странах. Например, по вопросу об определении содержания некоторым категориям пленных, о курсе обмена денег, о предельной сумме, оставляемой у офицеров на руках, о вычетах из содержания, об освобождении унтер-офицеров от принудительных работ и т. д.
Важной функцией Отдела о военнопленных Министерства иностранных дел было наблюдение за доставкой русским военнопленным отправляемых им почтовых посылок с продуктами и прочими необходимыми предметами. Принимались меры к расследованию поступающих жалоб на порчу и пропажи посылок и к улучшению способов их доставки. Так, в январе 1916 г. Отделом было обращено внимание соответствующих учреждений на заявление германского правительства о том, что некоторые посылки, получаемые в Германии для русских военнопленных, доходят в испорченном виде, а также предпринято расследование по поводу обнаруженных залежей посылок на шведской границе, на станции Хапаранда.
Поступали жалобы русских пленных офицеров в Германии на то, что они не получают из России консервов, чая, сахара и иных съестных продуктов, тогда как французские и английские пленные снабжаются с родины пищевыми продуктами в изобилии. Ввиду скопления на финской станции Торнио осенью 1916 г. большого количества посылок, предназначавшихся русским военнопленным в Германии, Отдел зафрахтовал шведский пароход для их перевозки морем.
Когда германское правительство запретило русским военнопленным офицерам выписывать из-за границы за свой счет съестные припасы, мотивируя это тем, что германским гражданам невозможно получать съестные припасы из-за границы, Отдел возбудил вопрос о необходимости принятия в России репрессивных мер. Германским пленным офицерам запретили приобретать на рынке пищевые продукты в увеличение или улучшение установленного для них казенного пайка.
В российской прессе постоянно обсуждалась проблема расхищения германскими и австро-венгерскими солдатами посылок, направленных из России в Германию и Австро-Венгрию для российских военнопленных210. Не раз звучали утверждения о том, что, отсылая продукты, россияне, тем самым, «кормят врага». В результате до Февральской революции 1917 г. правительство России выделило для оказания помощи военнопленных всего 150 тыс. рублей. В лагеря для военнопленных из России в 1915–1916 гг. поступило около 131 тыс. посылок. Этого было катастрофически мало с учетом численности военнопленных, оказавшихся в германском и австро-венгерском плену.
Министерство добилось разрешения на получение русскими военнопленными корреспонденции на родном языке. Установился регулярный обмен списками военнопленных, наладилась беспошлинная доставка посылок. Началась также переписка с воюющими державами об установлении телеграфных сношений военнопленных, но соглашения по этому вопросу удалось достичь только с Австро-Венгрией. Путем длительной переписки удалось договориться о возможности передачи дипломатическим путем военнопленным отдельных документов для подписи, доставлять акты о смерти военнопленных и об оставляемом ими имуществе. Разумеется, решение упомянутых «технических» вопросов не внесло значительных послаблений в лагерный режим.
Большие трудности возникли в переговорах об обмене захваченного в плен санитарного персонала между Россией, Германией и Австро-Венгрией. Германцы всячески затягивали переговоры, ставя вопрос об обмене санитарного персонала в зависимость от обмена гражданскими лицами. В августе 1916 г. германское правительство через испанского посла в Берлине представило свой проект соглашения, в котором предлагало договориться об обмене всеми категориями санитарного персонала, но освободить из плена лишь 189 из 58 914 взятых в плен русских врачей. Немцы объясняли это необходимостью оставить по одному врачу и по 10 санитаров на каждые 2500 русских военнопленных. Таким образом, все 2558 российских санитаров не подлежали освобождению.
Отдел о военнопленных МИДа России, рассмотрев указанный германский проект и согласовав свою позицию с Военным министерством, направил ответ через Стокгольм в начале ноября 1916 г. Российская сторона соглашалась на предложение Германии об освобождении 189 русских врачей и взамен предлагала освободить 25 германских врачей.
Переговоры на эту же тему с Австрией начались еще в августе 1914 г. Российская сторона предлагала освободить весь санитарный персонал, но австрийцы, соглашаясь с этим лишь частично, высказали встречное пожелание – оставить в плену некоторое число врачей и санитаров для обслуживания нужд русских военнопленных. Их предложение было принято, и в апреле 1915 г. российское правительство согласилось на задержание в плену по одному врачу на 1500 военнопленных. В результате в течение лета и осени 1916 г. австро-венгерские власти освободили 40 врачей и 1 представителя Южнорусской Общественной Организации Всероссийского Земского Союза, 2 женщин-врачей, 3 студентов-медиков, 4 братьев милосердия, 126 фельдшеров и 365 санитаров. Со своей стороны, Россия освободила 41 врача, 21 аптекаря, 13 студентов-медиков, 154 фельдшера и 365 санитаров211.
Переговорный процесс, инициированный российской дипломатией в рамках порученной ей руководством страны гуманитарной миссии, сталкивался с серьезными внешними и внутренними препятствиями. Оппонентами МИДа выступали Военное министерство и Министерство финансов – и те, и другие полагали нецелесообразным тратить средства на «отработанный людской материал». Никакая мидовская аргументация на них не действовала.
Говоря о внутренних препятствиях, мешавших переговорному процессу, важно подчеркнуть, что с самого начала войны тема о военнопленных в русской печати была неофициально под запретом, а уже к концу 1914 г. стала строго подцензурной: любое упоминание о взятых в плен русских солдатах и офицерах вычеркивалось. Под запретом находились любые воззвания в защиту пленных, а также публичный сбор денег в их пользу. Например, на заседании Комитета по оказанию помощи военнопленным 16 марта 1916 г. предлагалось напечатать альбомы под названием «военнопленные», состоящие из пяти открыток каждый, изображающие жизнь русских и союзных России военнопленных. Однако руководству Комитета было предложено «признать нежелательным распространение в России фотографических и других карточек с изображением как военнопленных, так равно и их жизни». Над деятелями Московского комитета помощи военнопленным, одной из наиболее эффективных общественных организаций, учредили негласный надзор и даже предпринимались попытки изобличить некоторых его сотрудников в тайной связи с противником.
Среди российских организаций, активно помогавших военнопленным и раненым, особое место принадлежит Русской православной церкви. Через Действующую армию прошло более 5 тыс. священнослужителей. Около 2 тыс. из них получили различные награды и поощрения. При этом 14 пастырей были удостоены «за отличие в военных подвигах» офицерскими Георгиевскими крестами. Заметим, что со времени основания этого ордена в 1796 г. и до русско-японской кампании его получили всего 4 священника212.
