Так и не дав Картахене времени утвердиться как следует, туда прибыл Хуан де Падилья, судья из Санто-Доминго, с тем чтобы провести ресиденсию деятельности Эредиа; затем были предприняты второе и, наконец, третье подобное расследование. Разумеется, таково было решение государственных властей в Испании. Эредиа было предъявлено обвинение в пренебрежении защитными укреплениями Картахены, в превращении окрестных земель в энкомьенды для его собственных друзей, в расхищении государственной казны и забвении необходимости поддерживать общественную нравственность
{521}. По-видимому, все эти обвинения были несправедливыми, предвзятыми и необоснованными; ходили слухи, что ресиденсия была предпринята лишь из-за того, что Эредиа был человеком простого происхождения, без притязаний, свойственных Монтехо, аристократу Альварадо или хотя бы Педрариасу.
Позднее Эредиа столкнулся с огромными проблемами с собственной женой, которая заявила, что осталась без денег из-за его авантюр в Индиях. В конце концов он отплыл в Европу – но это случилось только в 1554 году; в январе 1555 года его флот потерпел крушение возле Азорских островов; Эредиа утонул, и вместе с ним более сотни других человек. К этому времени Картахена-де-лас-Индиас уже была портом, который представлял немалую ценность для империи, правившей двумя океанами, – Морем-Океаном (Атлантическим) и Южным морем (Тихим).
Глава 15
Кортес и верховный суд Новой Испании
Вам, разумеется, известно, что по правую руку от Индий находится остров, называемый Калифорния, который населен черными женщинами?
Гарсия Родригес де Монтальво, «Сергас де Эсплендиан»
Кортес вернулся из старой Испании в Новую в июле 1530 года, не имея никаких иллюзий. За время его отсутствия здесь произошло политическое землетрясение. Гусман, председатель аудиенсии, прибыл в столицу Новой Испании в декабре 1528 года; кроме того, там появился также праведный, суровый, целеустремленный и решительный первый мексиканский епископ Хуан де Сумаррага – баск по происхождению и эразмист по твердости характера. Он принадлежал к великому поколению либеральных испанских епископов, таких как инквизитор Алонсо Манрике де Лара и толедский архиепископ Алонсо Фонсека. Он встречался с императором в иеронимитском монастыре Эль-Аброхо, и Карл обратился к нему с просьбой об истреблении наваррских ведьм – задача, с которой тот, как говорили, превосходно справился. Получив вследствие этого триумфа назначение в Мексику, Сумаррага провозгласил себя приверженцем воззрения, рассматривавшего индейцев как разумных существ, чьи души могут быть спасены – то есть он был не только эразмистом, но и утопистом
{522}.
В Теночтитлане Сумаррага был тотчас же вовлечен в распрю с верховным судом, члены которого, по его мнению, пренебрегали своими обязанностями, тратя свое время на «променады в общественных скверах». Однако позиция Сумарраги была ненадежной, поскольку он покинул Испанию в спешке, прежде чем его назначение на должность было подтверждено, так что его противникам было достаточно легко оспорить его обвинения, выставив его всего-навсего религиозным фанатиком, подобным множеству других. Сумаррага предъявил свои права в качестве «покровителя индейцев»; суд согласился наделить его всеми необходимыми полномочиями, однако потребовал, чтобы тот делегировал свои права. Судьи настаивали на том, что тяжбы индейцев находятся в их ведении – а задачей Сумарраги является всего лишь учить их катехизису. Они принялись угрожать новому епископу изгнанием, и индейские вожди, видя, как оборачивается дело, бежали от своего защитника. Сумаррага в проповеди публично обвинил судей и пригрозил, что пожалуется на них императору Карлу
{523}.
Затем возникла запутанная история с Уэхоцинго, городком на восточных склонах вулкана Истаксиуатль, милях в шести как от Тласкалы, так и от Чолулы. Кортес в 1524 году взял это место в энкомьенду. В 1528 году тамошние индейцы принялись жаловаться, что в дополнение к дани, которую они выплачивают ему, их вынуждают платить также и судейским, в том числе представителю короны Гарсии дель Пилару, бывалому конкистадору, сопровождавшему Кортеса на протяжении всей кампании по завоеванию Мексики. Этот человек был известен как первый из испанцев, начавший говорить на языке науатль.
Сумаррага, извещенный об этой проблеме, запросил в суде опись взимаемых пошлин. Гусман отвечал, что суд не обязан отчитываться перед Сумаррагой, и предупредил того, что, если он будет продолжать создавать проблемы, он, Гусман, добьется, чтобы его повесили, – как Карл в свое время повесил саморского епископа Акунью после войны с комунерос. Гусман послал судейского магистрата арестовать недовольных индейцев Уэхоцинго, однако Сумаррага вовремя их предупредил, и те укрылись во францисканском монастыре, недавно выстроенном у них в городе. «Хранителем» монастыря был фрай Мотолиния, и вскорости фрай Херонимо де Мендьета уже писал свои книги в тамошней келье.
Затем Сумаррага самолично прибыл в Уэхоцинго, сопровождаемый магистратом, которому предписывалось арестовать индейцев и доставить их в Мехико. В Уэхоцинго состоялось городское собрание, по результатам которого францисканец фрай Антонио Ортис отправился в Мехико добиваться, чтобы тамошний суд поступал по справедливости. Тот произнес соответствующую проповедь на архиерейском богослужении, которое проводил еще один эразмист, епископ Тласкалы доминиканец фрай Хулиан Гарсес. Гусман попытался заставить Ортиса замолчать; посланный им альгвасил, действуя по его приказу, лишил того кафедры. На следующий день генеральный викарий Гарсеса объявил, что все причастные к этому – то есть и Гусман, и его магистрат – будут отлучены от Церкви. Гусман отдал приказ о высылке генерального викария из страны и отправил еще одного магистрата, чтобы тот сопроводил его в Веракрус. Генеральный викарий укрылся в соборе Сан-Франсиско в Теночтитлане, где обычно встречались друзья Кортеса и который Гусман вслед за этим осадил.
Сумаррага вернулся в столицу и убедил двоих младших членов аудиенсии (Дельгадильо и Ортиса де Матьенсо) отправиться в Уэхоцинго, чтобы исполнить епитимью и прочитать «мизерере»
{524}. Они сделали так, как он им сказал, после чего отозвали выпущенный ими прежде документ, направленный против францисканцев. Однако Гусман продолжал мстить, распорядившись задерживать все письма, которые епископ писал в Испанию, – очевидно, это стало на какое-то время обычной практикой
{525}. Впрочем, одно послание все же добралось до назначенного адресата. Это было письмо императору Карлу, в котором епископ вспоминал, сколь многие в Мексике с радостью приветствовали учреждение нового верховного суда – несомненно, он должен был стать глотком свежего воздуха, шагом к законности после жестокого правления Эстрады. Однако, по всей видимости, от верховного суда не стоило ожидать доброжелательности. Гусман, при содействии переводчика Гарсии дель Пилара, попросту грабил страну.
