Книга Все прекрасное началось потом, страница 42. Автор книги Саймон Ван Бой

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Все прекрасное началось потом»

Cтраница 42

Раз в неделю ты бывал на рынке, но не задерживался там, как в былые времена. Ребекке нравилось выбирать апельсины с листьями и потом складывать их в терракотовую миску рядом с кроватью.

«А как быть со всеми этими букашками на листьях?» – спрашивал ты первое время, когда она пристраивала тяжелую миску на ночном столике.

Она восхищенно разглядывала миску с фруктами.

«Как с ними быть?..»


Как-то среди ночи, спустя полтора месяца после землетрясения, ты открыл глаза – и понял, что с тобой что-то не так.

Было все еще темно.

Ты ухитрился сесть. Дышалось с трудом, руки тряслись. Ты потянулся к записной книжке – но написать ничего не смог.

Ты обнаружил, что не можешь пошевелить ногами.

Ты оглядел комнату, пригляделся к узору, выведенному на стене блеклыми отсветами уличных фонарей, обвел взглядом свои пожитки, едва различимые во тьме.

Жизнь твоя отныне напоминала набросок, сделанный на скорую руку, а ты сам походил на персонаж, в которого художник не успел полностью вдохнуть жизнь.

Потом ты, должно быть, уснул, потому как, открыв глаза в следующий раз, ты обнаружил, что упал с кровати. Ты весь взмок, но в то же время тебе было очень холодно. Помнится, с того места, где ты лежал, тебе были видны звезды.

Ты здорово исхудал, стал скелет скелетом, кожа да кости, – у тебя даже не было сил дотащиться до балкона.

На полпути тебе показалось, что ты снова теряешь сознание.

А очнувшись, ты почувствовал во рту странный привкус – свинцовый. Рубашка на груди тоже была мокрая.

Затем лицо тебе обдало холодным ветром. Тебя это оживило, и ты открыл рот, силясь глотнуть холод полной грудью.

На улице мерцали огоньки. Ты представил, как мужчины стоят у перил своих балконов и, покуривая, наслаждаются вечерней прохладой. А там дальше – на бульваре, вдоль обочин, кучкуются согбенные от усталости проститутки, то и дело щурящиеся от света проезжающих мимо машин.

Тебя начало бить в ознобе – ты почувствовал, что губы у тебя воспаленные и влажные. А когда, собравшись с силами, поднес руку к лицу, то тут же ее отдернул, потому что нащупал кровь. И понял – рубашка у тебя на груди промокла не от пота, а от крови. Губы были рассечены, а почему – непонятно. Нос окоченел, хотя ты чувствовал, как внутри щекочет кровь.

Ты упал, не упав.


Тебя, бесчувственного, обнаружил на твоем балконе мальчуган снизу. Сломанная стиральная машина у тебя в ванной на самом деле совсем не сломалась. Просто в подвале вырубился створный кран. А когда потом приходил рабочий – проверить состояние фундамента, он из любопытства крутанул рычаг, желая проверить, что это за штуковина такая, – и стиральная машина у тебя в ванной тотчас ожила.

Когда же в квартире этажлм ниже вспучился потолок – аккурат под твоей ванной, господин Папафилиппу с сынишкой мигом кинулись наверх. И постучали к тебе в дверь. Не услышав же ответа, отец с сыном принялись колотить по ней кулаками. Парой волосатых кулачищ и парочкой кулачков.

Между тем госпожа Папафилиппу, в переднике, наблюдала за происходящим с нижней лестничной площадки, прикрыв рот рукой. Когда же на ковер в гостиной семейства Папафилиппу упали первые капли, госпожа Папафилиппу крикнула мужу, чтобы он ломал дверь.

В то время как господин Папафилиппу, ворвавшись к тебе в ванную как безумный, кинулся искать запорные задвижки, его сынишка спокойно обошел всю квартиру. Занглянув в спальню, он заметил неподвижную ногу, торчащую с балкона. Из любопытства он подошел ближе, гадая, чья бы это могла быть нога. Он дотронулся до нее – она даже не шелохнулась.

Господин Папафилиппу с сынишкой перенесли тебя в свой фургончик «Фиат» и повезли прямиком в больницу.

Когда они мчали через центр Афин, мальчуган перегнулся назад и положил руку тебе на лоб. Ты помнишь это смутно, к тому же ты их совсем не признал. Отец мальчугана кивнул и сказал по-гречески: «Так-то оно лучше, сынок».

Потом ты пришел в себя, потому что помнишь, как тебя вытащили из фургона.

Регистраторша в приемном покое больницы на самом деле оказалась не регистраторшей, а пациенткой, страдавшей болезнью Альцгеймера, – она примостилась в регистратуре потому, что, как ей показалось, там было удобно и безопасно. Настоящая регистраторша вышла поболтать по мобильному телефону со своим приятелем.

– Мы нашли его у него на балконе, – тяжело дыша сообщил господин Папафилиппу, когда они несли тебя по коридору.

– Вы принесли мне цветы, да еще в такой чудесный день – как это мило с вашей стороны! – возгласила лжерегистраторша, встав и чмокнув господина Папафи-липпу в щеку.

Господин Папафилиппу аж отпрянул.

– Никаких цветов мы не приносили.

Его сынишка посмотрел на пол.

– Да нет, мы, наверно, их просто уронили.

Когда мнимая регистраторша принялась было клянчить пирог со шпинатом, господин Папафилиппу уже занес тебя в палату и уложил на ближайшую пустую койку.

Другие больные тотчас заняли сидячее положение и потребовали, чтобы им объяснили, что тут происходит.

У Джорджа ушло три дня на то, чтобы узнать, где ты находишься.

Потом он навещал тебя каждый день.

Первое время вы просто сидели – молча, как будто ожидая каких-то известий, которые должны были вот-вот подоспеть. Затем Джордж принес книгу – стал читать ее вслух. После того как эта книга была прочитана, он принес другую, потом еще одну. И так несколько недель кряду. Последнее, что он тебе читал, так это «Ветер в ивах» [50].

А еще ты находился под сильнодействующими лекарствами. Однажды Джордж пришел с чемоданчиком. В костюме и гладко выбритый.

– Ты весь благоухаешь, Джордж.

Он присел на койку.

– Я думаю уехать из Афин, – признался он.

– Когда?

– Этим вечером.

– Сегодня?

– Да.

– Но почему?

– Я принял приглашение поработать в Американском университете на Сицилии.

– Понятно.

– Ты сам-то, Генри, справишься?

– Да. А ты по-прежнему не пьешь?

Джордж кивнул.

– И давно?

– Завтра будет сорок девять дней.

– Я рад за тебя, Джордж.

– А я за тебя, – сказал он.

– Ты был мне настоящим другом, – сказал ты.

Джордж отвернулся в сторону. Тебе показалось, он того и гляди расплачется. Отзвуки его шагов отдавались твердо и четко.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация