Книга Крест Великой Отечественной, страница 53. Автор книги Владимир Василик

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Крест Великой Отечественной»

Cтраница 53

Эти строки напоминают слова книги Второзакония о медном небе, непроницаемом для земных молитв:

«И небеса твои, которые над головою твоею, сделаются медью, и земля под тобою железом» (Втор. 28, 18).

Переходим к следующим строкам:

Как на влажном балтийском дне
Сыновья его стонут во сне.

Это память о жертвах Таллинского перехода (28–30 августа 1941 года), когда при переходе Балтийского флота из Таллина в Кронштадт от немецких мин и бомб погибло 15 тысяч солдат, матросов и беженцев.

Но здесь вспоминаются и строки из 87 псалма:

«Привменен бых с низходящими в ров, бых яко человек беспомощен, в мертвых свободь. Яко язвеннии, спящие во гробе, ихже не помянул ecu к тому, и тии от руки Твоея отриновени быша. Положиша мя в рове преисподнем, в темных и сени смертней» (Пс. 87:5–7).

Образ смерти, как тяжкого сна, близок Ветхому Завету. Но этот же образ тесно связан и с памятью о пророке Ионе и его молитве:

«Ты вверг меня в глубину, в сердце моря, и потоки окружили меня, все воды Твои и волны Твои проходили надо мною. И я сказал: отринут я от очей Твоих, однако я опять увижу святый храм Твой. Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня; морскою травою обвита была голова моя. До основания гор я нисшел, земля своими запорами навек заградила меня; но Ты, Господи Боже мой, изведешь душу мою из ада» (Ион., 2, 4–7).

Одно из наиболее знаменитых стихотворений блокадного цикла Ахматовой – «Мужество», написанное 23 февраля 1942 года:

Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наши часах,
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мертвыми лечь,
Не горько остаться без крова, —
И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесём,
И внукам дадим, и от плена спасём
Навеки!

И в нём продолжается тема Суда. Образ весов в русском сознании неразрывно связан со Страшным Судом и образом ангела, взвешивающего человеческую душу. И в то же время тема часов соединяется со страданием и прославлением Христа. «Отче, пришел час, прослави Сына Твоего» (Иоан. 17:1), – так молился Христос, идя на страдание.

В некоторых вариантах стихотворения присутствует чтение «священное русское слово». Русское слово в своих истоках неразрывно связано со Словом Божиим – Священным Писанием. Его черты – свобода и чистота, ибо «где Дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3:17). Из этого стихотворения извлекаются следующие смыслы: для русского народа-богоносца приходит час крестного страдания и воскресения – спасения священного русского слова.

На снятие блокады Анна Андреевна Ахматова откликнулась следующим стихотворением:

Сзади Нарвские были ворота,
Впереди была только смерть…
Так советская шла пехота
Прямо в жёлтые жерла «Берт».
Вот о вас и напишут книжки:
«Жизнь свою за други своя»,
Незатейливые парнишки —
Ваньки, Васьки, Алешки, Гришки,
Внуки, братики, сыновья!

Здесь мы видим прямую цитату из Евангелия от Иоанна:

«Несть большия любви, аще кто положит душу свою за други своя» (Иоан, 15:13).

Однако в данном случае есть и другие библейские смыслы: ворота и смерть. Вспоминаются слова из 9 псалма:

«Возносяй мя от врат смертных» (Пс. 9:14).

Эпитет жёлтые жерла Берт не случаен: желтый – цвет подлости, измены, золота и корысти (вспомним хотя бы название рассказа Максима Горького «Город жёлтого дьявола»). Эти слова – клеймо фашистского дьявольского режима, построенного на человеконенавистничестве и корысти.

Этот режим обличал великий сербский святитель Николай Велимирович:

«Всем нам известна их философская теория насчет пространства и освоения его: чтобы продвинуться и захватить… сады, виноградники, огороды, поля, луга, леса, реки, горы и так далее. Но вы, сербы, вместе с Богом воскликните в ужасе:

«Как же это вы сделаете, если там живут тысячи и тысячи людей, братьев ваших, которые признают Того же Единого Творца и Отца – своего и вашего? Как?!» «Легко сделаем,отвечают они.Совсем легко. Людей мы огнем повыжигаем, а их леса, поля и виноградники себе заберем. Людей покосим, а их капусту себе оставим, чтобы росла для нас. Людей повылавливаем, поснимаем с них одежду, а их голыми потопим в воде. Людей уничтожим, как гусениц, а их добро и золото заберем себе. Людей потравим ядовитыми газами, а их зерно, вино и елей оставим себе. Людей изгоним в пустыню, пусть вымирают там от голода, а сами сядем за их столы, будем есть, пить и веселиться» [80].

И от этого человеконенавистнического режима спасли нас «незатейливые парнишки, душу свою положившие за други своя». Пройдя тяжелейшие испытания, русские люди всё же остались людьми, внутренне дорожившими православными ценностями, несмотря на их внешний временный запрет. Этот парадокс чётко определил Александр Твардовский в своей поэме «Василий Тёркин»:

В бой, вперед, в огонь кромешный,
Он идёт, святой и грешный,
Русский чудо-человек.

Наконец, глубоко христианским является стихотворение А. А. Ахматовой «In memoriam»:

А вы, мои друзья последнего призыва!
Чтоб вас оплакивать, мне жизнь сохранена.
Над вашей памятью не стыть плакучей ивой,
А крикнуть на весь мир все ваши имена!
Да что там имена! – захлопываю святцы;
И на колени все! – багровый хлынул свет,
Рядами стройными проходят ленинградцы,
Живые с мертвыми. Юля Бога мёртвых нет.

Ключевые слова, искажённые советской цензурой, находятся в конце: «Для Бога мёртвых нет». Они, в конечном счёте, восходят к словам Евангелия от Матфея:

«А о воскресении мертвых не читали ли вы реченного вам Богом: Я Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова? Бог не есть Бог мертвых, но живых» (Мф. 22:31–32).

Эти слова пронизаны живой верой в воскресение из мертвых. Багровый свет несет смысловую нагрузку алого цвета – цвета Пасхи, «Праздника праздников» и воскресения. Христианскими смыслами наполнена и поэзия Ольги Федоровны Берггольц, которая всю блокаду трудилась в Ленинграде. Они могут появляться в её стихах совершенно неожиданно. Ольга Федоровна описывает блокадников, пешком возвращающихся после разборки на дрова и доски разбомбленного дома. И вдруг – так пронзительно:

Вот женщина стоит с доской в объятьях,
Угрюмо сомкнуты её уста.
Фоска в гвоздях – кок будто часть распятья,
Большой обломок Русского Креста.
(Ленинградская осень. Октябрь 1942).

И действительно, распятый, голодающий, терзаемый Ленинград в своей основе – город Святого Петра – распятого в 67-ом году римскими мучителями.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация