Ровно гудел двигатель, салатная «Волга» быстро приближалась к Тушино, ловко маневрируя в перенасыщенном автомобилями центре Москвы.
То ли от этой уверенной езды, то ли от приятной хрипотцы голоса блатного менестреля Заводной немного успокоился. Ничего страшного, все образуется — вон, в Польше, когда он узнал о задержке дорожными ментами первой партии груза, очко сыграло…
И ничего, развели ситуацию.
К тому же, Коттон наверняка не знает, что его засекли, а это только на руку.
Машина, неожиданно резво обогнав микроавтобус, мгновенно перестроилась в левый ряд — многоопытный водитель в последний момент успел проскочить под стрелку светофора. По всему чувствовалось, что он отлично знает эту дорогу — наверняка Заводной успевал в Тушино раньше, чем планировал. Тут, на второстепенной улице движение было не таким интенсивным — теперь машина неслась, подпрыгивая на рытвинах.
Митрофанов покрутил ручку магнитолы — народный исполнитель заорал болезненно-надрывно, во всю пропито-прокуренную глотку:
Жизнь моя блатная,
Злая жизнь моя.
Словно сто вторая,
Мокрая статья…
— Не надо так громко, Заводной, — неожиданно произнес водитель.
Притормозив, «Волга» неожиданно юркнула в какой-то двор — пассажир, донельзя удивленный тем, что его погоняло откуда-то известно таксисту, застыл с открытым от удивления ртом.
— Ч-ч-что?..
— Я не люблю слушать музыку громко, а тем более такую, — таксист, заехав в безлюдный глухой тупичок, остановил машину и резко обернулся к пассажиру: теперь сидевший за рулем человек меньше всего походил на типичного пролетария московских дорог. Сеть тонких, почти невидимых паутинных морщинок, тяжелый взгляд немного прищуренных серых глаз, в которых зарницами играли стальные огоньки, тонкие поджатые губы…
Не в силах вынести этого взгляда, Заводной инстинктивно дернул ручку двери, чтобы выбраться из машины — дверь не поддалась: видимо, машина запиралась изнутри каким-то хитрым способом.
— Двери заблокированы, стекла в машине небьющиеся, — спокойно предупредил Лютый возможные действия своего пленника. — А вот музыку, пожалуйста, все-таки сделай тише, а еще лучше — выключи совсем. Я не желаю слушать подобное уродство…
Рука пассажира медленно и незаметно потянулась во внутренний карман белоснежного пиджака — туда, где наверняка лежало оружие, однако воспользоваться им Заводной уже не смог: точный удар ребром ладони по острому кадыку — Митрофанов принялся судорожно хватать воздух, словно вытащенная на лед рыба, а Максим уже вытаскивал из внутреннего кармана пиджака снятый с предохранителя пистолет Макарова.
— Дергаться тоже не советую, — выключив магнитолу и выждав, пока пассажир понемногу придет в себя, деловито посоветовал Максим. — К тому же, спешить тебе больше некуда. Твой тушинский друг Хвост теперь лежит мертвый в багажнике собственного «форда» — баловался пацан со шприцом, наверное, хотел встать на путь исправления, медбратом в детский дом устроился… И добаловался вот. Образования не хватило. — Оценив реакцию Митрофанова, Нечаев продолжил: — А другой твой приятель, некто Чирик, со своей татуированной подружкой — какая жалость! — по неосторожности отравился газом в собственной квартире в Сокольниках. Чайник поставили на плиту, а конфорку зажечь забыли. Типичный несчастный случай. Зря ты Хвосту на пейджер все это время наяривал, зря сообщал, где тебя искать. А чтобы ты мне поверил, смотри…
Водитель снял с пояса пейджер покойного Ивлева, нажал кнопку — на зеленоватом экранчике появились те самые нетерпеливые, угрожающие сообщения, которые Митрофанов посылал каких-то полчаса назад.
Постепенно Заводной начал приходить в себя — после всего происшедшего, после предъявленного ему хвостовского пейджера в правдивости слов этого странного и страшного человека сомневаться не приходилось.
Кто он — из ментовки, из «конторы»?
Откуда ему все известно?
И главное — чего он хочет?!
Как известно, человек ничего так не боится, как неизвестности, и потому Митрофанов, глядя на водителя с невыразимым ужасом спросил:
— Что ты хочешь?..
— А вот об этом мы и поговорим… — с этими словами Нечаев быстро извлек из кармана какую-то ветошь, смочил ее чем-то из небольшого флакончика и, сдавив запястья Заводного, накинул мокрую тряпку ему на лицо…
В лесу обычно темнеет быстро — много быстрей, чем в городе, где подчас еще засветло зажигают фонари и огни разнузданной рекламы. Сперва раскаленный солнечный шар едва-едва цепляется за верхушки корабельных сосен, а затем, качнувшись, словно проваливается вниз. Невидимая сила прижимает его к влажной земле, к уже начинающей выгорать траве, к муравейникам, к поваленным наземь сухим деревцам, к пахнущей хвоей и грибами земле…
Какое-то мелкое животное — скорей всего, одичавшая кошка, выброшенная «гуманными» дачниками за ненадобностью, подняв голову, прислушалась. Хрустнула ветка — по тенистой лесной дороге медленно ехала салатная «Волга» с таксистскими шашечками.
Машина остановилась неподалеку от приземистого строения серого бетона, дверь водителя плавно раскрылась, и из салона пружинисто вышел Максим. Обошел машину, приоткрыл дверку и, поддерживая подмышки одетого в белоснежный костюм пассажира, осторожно выволок его наружу.
Лицо обладателя белого пижонского костюма выглядело неестественно бледным, словно посмертная гипсовая маска. Зверек, испуганно юркнул в кусты — животные, как никто другой чуют аромат приближающейся смерти.
Приземистое сооружение рядом с лесной дорогой было заброшенным советским ДОТом — его строили еще осенью 1941 года, когда танки Гудериана подходили к Москве. Толстые стены и крыша, сквозь которые не проникнет ни один звук, массивная металлическая дверь, безмолвие и безлюдье вокруг — идеальное место, чтобы спрятать такого пленника.
Заскрежетал ржавым металлом отворяемый замок, и Нечаев, поддерживая ватное тело Заводного, поволок его вниз, по крутым ступенькам. Ход шел глубоко под землю — метра на четыре, дверь запиралась изнутри: совершенно очевидно, выбраться отсюда без посторонней помощи невозможно.
Микроскопическое квадратное окошко под высоким потолком, в котором видна лишь густая синева вечернего неба да прозрачные травинки, голые бетонные стены, какие-то полусгнившие, почерневшие от влаги доски, разломанные ящики — такая донельзя унылая картина могла нагнать тоску даже на самого неисправимого оптимиста.
Прислонив тело к скользкой от влаги бетонной стене, Максим вновь поднялся наверх, но спустя несколько минут вернулся — руки недавнего таксиста тяжелил небольшой пакетик.
Поставил его на бетонный пол, перевернул тело, пошарил по карманам пленника.
Ключи, сотовый телефон, бумажник, несколько паспортов на разные фамилии, разрешение на ствол, мятая бумажка с неразборчиво написанным адресом, какая-то видеокассета во внутреннем кармане пиджака… В кармане митрофановских брюк Лютый неожиданно обнаружил небольшой прозрачный пакетик с неким розоватым порошком — эта находка невольно насторожила его.
