И хотя предложение Прокурора относительно «русского оргазма» звучало более чем конкретно, и хотя оно имело для собеседника несомненную практическую выгоду (наконец отойти от дел, а заодно — получить свою племянницу Наташу), пахан насторожился: собеседник явно недоговаривает о Заводном. Почему Прокурор обращается с такой просьбой именно к нему, а не к тем, кто стоит за тем бледным наркодельцом? Боится? Не такой это человек, чтобы вообще кого-то бояться: кремлевский истеблишмент высшей пробы, лицо, приближенное к самым что ни на есть заоблачным структурам, вроде Совета Безопасности, руководству ФСБ, МВД и ГУО Президента… Не знает? Не хочет узнать?
При упоминании о «крыше» на лице вора появилось выражение неприкрытого ехидства.
— А вам кто «крышу» ставит?.. — удивительно, но Коттон, несомненный криминальный авторитет, даже в подобных щекотливых вопросах обращался к собеседнику на «вы», несмотря на то, что и был лет на пятнадцать старше. — Или у вас нет своих «кровельщиков»?
Выслушав подколку насчет «крыши», Прокурор ушел от ответа — умно и изворотливо, как это умел делать только он:
— А вот этого ты никогда не поймешь, хотя ответ на поверхности… Ну, так что?..
Коттон колебался долго — наверняка он бы ответил отказом, если бы не упоминание о любимой племяннице Наташе.
— Согласен, — угрюмо произнес он. — Но ты сам сказал: в последний раз, последнее дело. Все, ты сказал, я слышал…
Сделав круг по редколесью, они вновь вышли к шоссе — правда, не к своим машинам, а метрах в ста от них. Макинтош по-прежнему сидел в салоне — вне сомнения, он внимательно следил и за паханом, и за его высокопоставленным загадочным собеседником.
Они уже попрощались, уже пожали друг другу руки. Но в самый последний момент пахан спросил осторожно:
— Послушай… А вот этот человек, Лютый…
— A-а, Максим Нечаев? — перебил Прокурор так, словно бы и ожидал этого вопроса.
— Да, Максим…
— Зачем он тебе? Скучаешь?
— Не то, чтобы скучаю… Просто во всей той истории с Атасом он оказался одним из немногих порядочных людей. А ты его так подставил. Чо — на хозяина пашет, на лагерных шконках вшей собой кормит?
— Подогреть хочешь? — понимающая улыбка заиграла на лице собеседника.
Вор был серьезен:
— Да, грев
[2] бы ему не помешал. Так ведь он бывший комитетчик, наверное, на «красную» зону заехал, для бывших мусоров, судей и прокуроров. Есть такая под Нижним Тагилом. И почему вы его так подставили? — в этом вопросе звучало явственно: а уж не подставите ли вы и меня так же, уважаемый Прокурор?
— Ну, насчет «красной» зоны ты угадал лишь частично. А о Лютом ты еще услышишь, — миролюбиво ответил собеседник, пряча усмешку. — И может так статься, что и пожалеешь, что вообще вспомнил о нем. Ну, всего хорошего…
Глава первая
Окраинные варшавские микрорайоны почти не отличаются от московских: те же блочные многоэтажки, те же супермаркеты со стандартным среднеевропейским набором товаров, те же вечно спешащие домохозяйки, те же озабоченные молодые мамы, прогуливающие детей. И по весне грязны эти окраины так же, как какие-нибудь московские Медведково или Бутово: кучи догнивающего мусора, порванные картонные коробки, пустые пластиковые бутылки, жестяные баночки из-под пива, слежавшиеся прошлогодние листья…
В квартире, расположенной именно в таком, до боли знакомом, окраинном районе польской столицы, 11 мая 1994 года происходила нехитрая, но весьма загадочная беседа.
Разговаривали двое.
Первый — небольшого роста, но жилистый, с массивными округлыми плечами, в очень дорогом, но несколько безвкусном костюме, с аляповатым перстнем на толстом волосатом пальце, украшенным брюликом чуть поменьше булыжника, — сидел лицом к окну, и лица его не было видно; словно бы он боялся быть узнанным случайными гостями. Наверное, поэтому обладатель перстня с бриллиантом заметно нервничал: курил, стряхивая пепел не в пепельницу, а на стол, ерзал на месте, не в силах задержать взгляд на чем-то одном, поминутно водил глазами по стенам, столу, письменному прибору на столе; при этом он почему-то тщательно избегал смотреть собеседнику в глаза.
Зато второй — невысокий, худощавый, с зачесанными назад русыми волосами, в скромном, но элегантном костюме-тройке — ничего и никого не боялся, чувствуя себя хозяином не только квартиры, но и положения. Он смотрел на собеседника с неподдельным интересом, и во взгляде его угадывалась целая гамма чувств, из которых, пожалуй, преобладало любопытство, смешанное с брезгливостью: так непосвященный впервые рассматривает на столе паталогоанатома препарированный труп.
Квартира, очевидно, была казенной, нежилой: хромоногие стулья, цветы на подоконниках, засохшие от нерегулярной поливки, густая паутина в углах, колыхавшаяся на скозняке. Да и запах тут стоял, будто бы в присутственном месте: пахло пылью, нафталином, лежалыми бумагами, проникшей за оконные рамы влагой…
— Ну что — пан не передумал? — по-русски, однако с явственным польским акцентом спросил мужчина в тройке.
— Да чо там, уже сто раз терли на этот счет… Не, не передумал, — хрипловатым, но твердым голосом ответил собеседник — судя по первым словам это, вне сомнения, был русский, и к тому же, принадлежавший к весьма специфическим кругам. — Хорош рамсы гонять, решили — делаем.
— Убедительно прошу пана не употреблять речевых фольклорных оборотов ваших московских коллег, — с едва заметной усмешкой произнес поляк мягко, внимательно следя, как огромный бриллиант на перстне собеседника отбрасывает в самые темные уголки комнаты веселые солнечные зайчики. — А потом не забывайте, что все-таки перед вами — сотрудник Службы Бясьпеки…
Польская СБ, Служба Безопасности, аналогичная российской ФСБ, занимала эту квартиру, используемую исключительно для консперативных встреч. Как правило, в распоряжении СБ была не одна квартира, а целая лестничная площадка — квартиры три-четыре. Потайные переходы из одной в другую (классически, как в шпионских фильмах, замаскированные под платяные шкафы и книжные стеллажи), а главное — техническая оснащенность соседних помещений подсматривающей, подслушивающей и записывающей электроникой и давала хозяину возможность ощущать себя столь вольготно.
Несомненно, и эта беседа не была исключением: не много надо времени, чтобы подготовиться к такой встрече — отладить скрытые портативные видеокамеры, отрегулировать звукозаписывающие устройства, установить сканеры — специальные приспособления, позволяющие обнаружить подобные устройства у гостя…
— Значит — завтра? — деловито уточнил хозяин и, взяв со столика перекидной календарь, небрежно пролистал странички.
— Да, пан Анжей, — после просьбы не «базлать по фене» гость чувствовал себя немного неуютно.
— А теперь еще раз уточним, что мы с этого будем иметь. Скажу честно, — положив календарь на место, поляк пружинисто поднялся и, пройдясь по комнате, механическим жестом пригладил волосы. — Пенендзе, то есть деньги, — тут же поправился он и, уж совсем снизойдя к гостю, неожиданно продолжил синонимический ряд, продемонстрировав при этом незаурядно знание диалекта собеседника, — то есть лавье или, как там у татуированных панов говорят, — филки, идут вам. Кстати, сумма огромная, бесследно исчезнуть не может, а потому советую как можно быстрей переправить деньги подальше от России. Деньги уже в пути и завтра прибудут в Белосток. Получатель — совместная российско-польская фирма «Таир». Техническая сторона операции и ее осуществление — на мне. Конечно, стрельба в Белостоке не сделает нам чести, но взять деньги по дороге не получится. Ничего страшного — найдем виновных. Затем: заводом и лабораторией в Малкиня пану придется пожертвовать, потому что без этого мотивация наших совместных действий становится слишком очевидной — я, как говорят в вашей среде, тем самым подставляю вас. А так — обыкновенное силовое давление или, как вы любите говорить, — наезд… Кто, почему — неизвестно. Зато сможете спросить вашу «крышу», этих татуированных уголовников, почему допустили. Я-то понимаю, что тут, в Польше, вы не можете без них обойтись. Далее, — поляк говорил твердо, как человек, давно знающий, как будут выстраиваться события. — Далее. Куда вы перебазируете производство «русского оргазма» — нас совершенно не волнует. Хоть на Красную площадь, хоть в Кремль — только побыстрей, только подальше от нас. Нам не нужен рассадник наркоты в центре страны: мы не азиатская Россия, пся крэв, а цивилизованное европейское государство. Ну, а лавры ликвидаторов очага промышленного производства наркотиков — нам. Это сильно успокоит общественное мнение, — завершил свои загадочные построения офицер польской СБ.
