А уж как поляницы обрадовались говорящему котику! Баюн аж разомлел от такого внимания и только временами огрызался, напоминая, что он все ж таки не домашний котофей, а кровожадное лесное чудище. Гладящие его девицы тоже опрокидывали чарку за чаркой, заедали хмельной мед и цветные вина мясом да сластями. И с каждым часом становились все краснее и задорнее.
Уж и не сказать, что се суровые воительницы, ходящие дозором по степи богатырки!
Разнежившийся, раскормленный вкусностями Баюн лениво мурлыкал поляницам сказку. Те попросили что-нибудь доброе и веселое, про любовь. Баюн подумал-подумал и принялся баять историю о нищей девице по прозвищу Золушка – мол, в золе потому что всегда изгвазданная ходила.
– Значит, захотела эта Золушка тоже на гульбу, со всеми, – сказывал Баюн. – Но не в лохмотьях же, верно? Пошла она тогда на кладбище, на мамину могилу и ревет ревмя – ой я бедная-несчастная, ой, матушка родная, пожалей!.. Ну мамка тогда из могилы-то поднялась, да и говорит: заткнись, Золушка, не реви, сука! Вот тебе платье с жемчугами, вот тебе лапти хрустальные, только заткнись! Ну Золушка же их хвать сразу и на гульбу! А там ее царевич увидал и сразу такой – я б сплясал! Ну и пошли они плясать. Всю ночь плясали. Царевич уже хотел начать крепкую дружбу, но Золушка ему такая – не-не, я так не могу, я девка невинная, намеков ваших не понимаю. Ну и сбежала. А лапоть один хрустальный потеряла… ну или в рожу швырнула. Царевич его подобрал и пошел, сука, всем девкам подряд примерять. Не ленивый был, видать. Ну и нашел себе эту Золушку в конце концов, да и женился на ней, сука.
Поляницы загомонили, радуясь счастливому концу. Недовольной осталась только Синеглазка. Она нахмурилась, насупилась и сказала:
– Глупая какая-то сказка. Царевич совсем дурной был, что ли? Целый вечер с девкой на гулянье плясал… и что, в лицо-то не запомнил?
– Он ей, наверное, в лицо-то и не смотрел… – хмыкнул Яромир.
– Так я разве не сказал? – спохватился Баюн. – Гулянье-то ряженое было. Все в личинах скоморошьих.
– Влюбился в девицу в личине? – загоготал Иван. – Точно дурной. А вдруг под этой личиной волчиха страшная?
– Ладно, допустим, по лицу не мог признать, – стояла на своем Синеглазка. – Но все равно – как так вышло, что этот хрустальный лапоть только одной девке-то подошел? У нее что, нога была такая кривульная, что ни у кого больше такой не было?
– Конечно, – наставительно сказал Баюн. – Это ж хинская сказка.
– Чья?..
– Хинская. Про страну хинов не слышали, что ли?
– Иваныч про них рассказывал, – вспомнил Яромир. – У них еще глазки такие узенькие-узенькие.
– Точно, они, – подтвердил Баюн.
– Ну хорошо, хинская сказка, – пожала плечами Синеглазка. – И что это меняет?
– То и меняет. Девица эта, которая по-нашему Золушка, а по-хински Хой Гуниан, ноги и вправду имела вот такие вот крохотные и кривенькие – ну чисто свиные копытца. Косолапила ужасно. И именно с этой девицы в стране хинов пошел обычай бинтования ног.
– Это что еще?
– А это у них там девкам еще в малолетстве ноги вот эдак в тряпицы закручивают и потом годами так держат, чтобы стали крошечными-хаврошечными.
– Зачем?!
– А вы вот зачем себе уши дырявите и железки в них вешаете?
– Для красоты!
– Вот и они для красоты.
Синеглазка фыркнула, невольно поглаживая свисающие с ушных мочек тяжелые серьги. Вчера, когда она билась с Иваном в мужском платье, их на ней не было. А вот сегодня приоделась, прихорошилась. Яромир зыркнул в сторону – там еще лежал забытым кожаный чехольчик с узором из алых нитей. Стягивающий его шнур с кисточками был ослаблен, выказывая белу свету содержимое – зеркальце и кисет с белилами.
Ивану, видно было, Синеглазка тоже пришлась по сердцу. Он то и дело бросал на нее масленые взгляды, но руки не распускал, ласковых слов на ухо не шептал. Все-таки не кто-нибудь, а богатырка, поляница! Да пуще того – царица поляниц! Так что Иван восхищался прекрасной Синеглазкой втихомолку.
Но она явно ожидала от него более решительных действий. Так и не дождавшись, царица наклонилась к Ивану и негромко сказала:
– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь.
– И до сих пор не влепила мне оплеуху?! – удивился Иван.
– Зачем же? – лукаво улыбнулась Синеглазка. – Я ведь теперь твоя невеста…
– Это с каких еще пряников?! – испугался княжич.
– Ты меня победил в единоборстве, – объяснила царица. – У нас такой закон. Если мужчина побеждает поляницу, она обязана выйти за него замуж.
– А если я не хочу?! – опешил Иван.
– Желания мужчины значения не имеют. Ты меня победил – значит, теперь ты на мне женишься и будешь меня любить.
– А если не буду?
– Будешь. Куда ты денешься.
С этими словами Синеглазка хлопнула в ладоши. Поляницы, словно только того и ждали, поднялись и гуськом вышли из шатра. То и дело они оглядывались на красного как рак Ивана и сдавленно хихикали. Одна волокла сонного, обожравшегося Баюна.
Последним, ведомый под руки двумя девушками, вышел Яромир. Иван рванулся было за ним, но Синеглазка преградила ему дорогу и решительно толкнула на подушки.
– Куда же ты, суженый мой? – нежно пропела царица. – Сегодня ты ночуешь в моем шатре.
Ночевать в шатре Иван нисколько и не возражал. Хороша была собой Синеглазка-богатырка, гораздо хороша. Но женитьба – это шаг серьезный, нельзя же вот так, только познакомились и сразу…
– Или, может, считаешь, что покраше себе найдешь? – гневно скрестила брови царица. – А ну, подай зеркальце мое чудесное!
Иван торопливо исполнил повеление. Синеглазка с любовью подышала на гладкое стекло, потерла его рукавом и вопросила:
– Свет мой зеркальце, скажи, да всю правду доложи, кто на свете всех милее, всех румяней и белее?
– Ты, только ты, – прозвучал из зеркала ласковый голос.
Иван аж глаза выпучил – эвона диковина какая!
– Видал? – гордо приосанилась Синеглазка. – Зеркальце у меня премудрое, всю правду говорит, на любой вопрос отвечает, ни словечком не солжет!
– Где достала такое?! – подался вперед Иван.
– От бабушки досталось. А той – от ее бабушки. А той – от прабабушки. А та с чьего-то трупа сняла, когда набег делали. И вообще, что тебе до глупой стекляшки, когда тут я? – промурлыкала Синеглазка, усаживаясь Ивану на колени. – Доложили мне богатырки мои верные, что не на коне ты ко мне приехал, а на волке огромадном… Видно, сильный ты воин, раз зверя лесного оседлал… и муж должен быть зело сильный… Люблю таких… Ну, скажи, о чем ты теперь думаешь?
– О тебе, – расплылся в глупой улыбке Иван.
– Да, я это уже чувствую… – зарделась Синеглазка.
