Ну и Финист среди них примостился.
Сам он больше слушал, чем говорил. Просто навострил уши и впитывал – чем живет княжеский двор, чем дышит. Владимир на сегодняшний день – самое сильное и богатое княжество, Всеволод – самый сильный и богатый князь среди Рюриковичей. Остальные все его руку держат, за ним следуют.
Конечно, человек он не самый приятный. Набожен разве что, а в остальном – палец в рот не клади. Жадноват, хитроват, подловат даже.
Хотя неглуп. Этого у него не отнимешь. Простачком прикидываться любит и умеет, но чертовски при этом неглуп. И хозяин настоящий, справный. Много всякого совершил, высоко Владимир и Суздаль поднял, крепкими сделал их стены, богатыми – посады. Внешних и внутренних супротивников усмирил – где речью сладкой, где мошной тугой, а где и силой военной.
Если кто и сможет сплотить всю Русь против общего врага – так это именно он. Поелику прочие Рюриковичи за редким исключением – аки стадо баранов.
А чтобы вести баранов, нужен козел.
Толковали за столом о разном. Много обсуждали Тиборск, недавно вышедшую замуж княжну Елену Всеволодовну. О помолодевшем Демьяне Куденевиче говорили, о златой дани водяного Белого озера, о недавно гостившем во Владимире Илье Муромце.
И о налете Кащеевых гридней, являвшихся спасти кровожадного кота Баюна. Об этом вспоминали с содроганием, с ужасом. Всеволод сидел мрачный, стискивал кубок с медом, сопел в две дырки.
Конечно, сам по себе налет поганых никому здесь в новинку не был. Татаровья и люди дивия многажды уж делали набеги на Русь – пограбить, разорить, в полон увести. Дело привычное, все соседи друг к другу так ходят. В прежние времена, говорят, они вовсе огромные орды собирали, до Киева доходили, приступом его брали.
Но то в прежние. А в нынешние времена набеги у дивьих народов все мелкие, разбойничьи. Не войском, не ратью, а разрозненными шайками. Просочатся, отщипнут тут и там, вырвут по клоку где удастся – и обратно в свои чащобы. Пока-то князь или боярин дружину соберет, пока-то выйдет отмстить – а мстить уж и некому. Налетчики давно дома, за железными Кащеевыми кордонами. Туда соваться своей волей никто не решался.
Но чтоб вот так дерзко… Город целый истребить дочиста… Прямо посреди Владимира высадиться, терем княжий пожечь… Такого давно уж никто не помнил.
Тут уже не набег, тут большой войной пахнет.
– Да может, то не сам царь Кащей был? – в надежде спросил Филипп, молодой боярин из дружинных. – Может, то просто слуги его посвоевольничали, а сам он ведать ни о чем не ведал?
– Коли так – где ж с его стороны извинения? – окинул заговорившего тяжелым взглядом Всеволод. – Где поклоны низкие, дары примирительные? Отчего не вижу перед собой грамоту с просьбою зла не держать?
– Да может, пишет еще только, слова подбирает нужные? А может, гонец в пути сгиб, в болоте утоп? Ведь сколько ж лет, сколько веков Кащеево Царство к восходу лежит – вроде раньше-то не бывало такого, чтоб вот прям… – жалко бубнил Филипп.
– Раньше не бывало, а теперь вот есть, – пробасил воевода Дунай. – И еще будет.
– Ну… ну я даже не знаю… – совсем стушевался Филипп. – Негоже так, сплеча-то рубить… Кащей, конечно, мерзавец и убийца, я не спорю, но у него все-таки и хорошие качества есть…
– Например? – приподнял брови Всеволод.
– Ну, образ жизни ведет скромный, в еде умеренность соблюдает…
Воевода Дунай привстал и отвесил боярину легонького леща. Юнец ойкнул, сжался и до конца пира уж рта не раскрывал.
Немного развеял тяжкие думы приглашенный на пир вещий Боян. С хитринкой поглядывая на Финиста, премудрый певец сыграл на гуслях былину о том, как перевелись богатыри на Руси. Та, правда, тоже оказалась грустная – да настолько, что кое-кто даже прослезился.
Как и все песни вещего Бояна, велась история не просто так, а с умыслом, со значением. Каждый слушающий что-то из нее для себя да вынес. Что-то намотал на ус.
Ну или нет.
Уже запоздно Финист вышел во двор до ветру. Нашел укромное местечко, сделал свои дела, а возвращаясь – встретился с крохотным, лукаво глядящим на него человечком. Был он неопределенного возраста – то ли юнец, то ли уже пожилой, – облачен в залатанное платье, а на голове носил колпак с бубенцами.
– Гой еси, боярин! – пропищал княжеский скоморох.
– Поздорову, Мирошка, – ответил Финист. – Как живешь, что интересного слышал?
– Много слышал, а еще больше – видел, – осклабился скоморох. – А ты что слышал? Все летаешь, все порхаешь? Не сверзился там еще с верхотуры-то? Хе-хе-хе!..
– Летаю, порхаю, – рассеянно кивнул Финист. – А если серьезно, Мирошка…
– А если серьезно – передай Бречиславу при встрече, что Всеволод на Глеба вашего зело сердит, – уже без шутовства произнес скоморох. – Но не настолько зело, чтобы самому себе из-за этого хату подпалить. Против Кащея он выступит, помощь всю нужную окажет. Но вот потом… когда беда отступит… берегитесь тогда Всеволода, братцы Волховичи. Он дядька злопамятный, интересы блюдет только свои и в спину ударит запросто.
– Но не пока Кащей всем грозит? – уточнил Финист.
– Говорю ж, Всеволод сам себе не враг. Пока есть угроза с восхода – можете его не бояться.
– Ясно, – задумчиво молвил Финист. – Хорошо. Спасибо, Мирошка, причитается с меня. Отплачу при случае.
– Э, боярин, да за что ж платить, это ж только слова! – снова сделал дурацкое лицо скоморох. – Слова дешевы, слова сами льются, только рот раскрой! Сколько хочешь – столько получишь! Ам-нам-нам!.. Базилика, лодка, равлик, независимость, сума!.. Вона сколько у меня разных для тебя слов – и все задарма! Греби лопатой!
– Спасибо тебе, Мирон Иваныч, – поклонился Финист.
– Лети уж, лети, – ворчливо ответил скоморох. – Да осторожней там.
Глава 21
Теряя сознание в ледяной воде, Иван был уверен, что тут ему и конец. Очнется уж в Царствии Небесном, у престола Господня. Матушку любимую там встретит, батюшку родного, Исуса всеблагого…
Ан нет. Очухавшись, Иван поначалу подумал, что и в самом деле в рай попал, но протерев зенки, приглядевшись, догадался, что это все же некое иное место.
Ибо как бы там ни выглядели райские чертоги, рыбы по божьим горницам вряд ли плавают.
А повернув голову, Иван увидал и Яромира. Значит, точно не Царствие Небесное – оборотню-язычнику уж верно туда путь заказан. Пусть даже он человек добрый и зла никому не делал.
Хотя, может, и не заказан. Надо будет у батюшки архиерея об этом поспрошать.
Так или иначе, Яромир был тут. Только еще не очнулся. Лежал раскинув руки, с котом на брюхе. Баюн тоже был без сознания – валялся, свесив лапки, чуть слышно постанывал.
– Эхма, диво-то какое!.. – присвистнул Иван, разглядывая горницу.
