Вот уж Яромир и совсем близко! Прямо на Ивана бежит!
– Спаси и сохрани! – в ужасе возопил княжич, швыряя ладанку поверх.
Яромир пригнулся, проносясь под крохотным мешочком. А мираг… мираг поймал его прямо на лету, зубами. Разорвал в клочья, весь перемазался в освященном ладане и… развалился на куски. Смрад от него пошел такой, словно он разлагался на солнышке целую седмицу.
– Фух, сладили кое-как, – молвил Яромир, становясь снова человеком. – Нечисть – она и есть нечисть. Святого духа пуще смерти боится.
– Экий лютый заяц-то! – присвистнул Иван, несмело подходя ближе. – Точно сдох ли? Фу… да, точно…
– Это, кстати, не заяц, а зайчиха, – рассеянно заметил Яромир.
– Ну ты и зоркий, волчара! – восхитился Иван. – Углядел же как-то! Или по запаху определил?
– Просто у мирагов мужеска полу во лбу еще и рог имеется, – объяснил Яромир. – Витой такой, как у единорога. А вот бабы у них безрогие… берегись, берегись!!!
Яромир оттолкнул Ивана в сторону. И то – из трупа мирага тоже ведь что-то вылетело!
Утка! То оказалась утка! На вид самая обычная, но на сей раз Иван сам отпрыгнул и крикнул:
– А утка тоже какая-то особенная?! Тоже какое-то чудище?!
– Да вроде нет, утка – просто утка… – с сомнением сказал Яромир. – Только вот…
Иван, уж доставший лук, обомлел. Утка и впрямь осталась просто уткой… целой стаей уток! Дюжиной… двумя… тремя дюжинами!.. Все порскнули в разные стороны, все полетели кто куда!
Иван резво выпустил одну за другой три стрелы. Окуренные травой колюкой, мимо они не прошли – да пронзенные утки просто исчезли в дымных клубах!
– Откуда их столько?! – возопил Иван. – У меня колчана на всех не хватит!
– Да мороки это все, видимость… – ответил Яромир. – Настоящая там только одна…
– А какая из них, какая?!
– А вот держи-ка, – сунул ему корень адамовой головы Яромир. – Средство верное, как раз для такого дела.
Иван стиснул корешок покрепче – и все утки враз подернулись рябью, стали как будто призрачными. Все… кроме одной.
Как назло – улетевшей дальше всех.
– Вон она, зараза, удирает! – гаркнул Иван.
– Садись! – рыкнул Яромир, успевший обернуться волком.
Теперь они помчались обратно к дубу – утка летела именно в ту сторону. Зажав корешок зубами, Иван на полном скаку натягивал тетиву. Вот птица уж довольно близко… прицелился… выстрелил!
Утку пронзило навылет. Кувыркаясь в воздухе, она понеслась вниз, прямо… в озеро?!
– Лови, утонет! – рявкнул Яромир.
Ан не утонула. Еще в воздухе утка, как медведь и заяц до нее, стала распадаться, разваливаться на части. И вывалилось из нее нечто вроде округлого камня… или скорее каменного яйца!
Но оно по-прежнему падало в озеро. И поймать его Иван с Яромиром уже никак не успевали.
Бултых!.. И нету яйца, только круги на воде.
– Вот ведь незадача-то… – почесал в затылке оборотень. – Ну что, Ванька, раздевайся, нырять будем…
– А среди травок чудесных на Буяне какой-нибудь жабьей травы не растет? – жалобно спросил Иван. – Я плаваю не дюже хорошо…
– Да может, тут еще и неглубоко… – с сомнением протянул Яромир.
– Глубоко здесь, очень глубоко! – раздался булькающий насмешливый глас.
Над озером высунулась скользкая когтистая длань, покрытая рыбьей чешуей. Она цепко держала вожделенное каменное яйцо.
А за дланью показался и ее хозяин – жирный, пузатый, облепленный ряской. Водяной Белого озера. На Ивана с Яромиром он глядел глумливо, торжествующе.
– Ну вот и сквитаемся теперь, тати поганые, – ощерился водяной, крутя яйцо в руках. – Что, хороша цацка-то? Дорога вам, небось? Видел, видел, как вы лбы ради нее расшибали… жаль, не расшибли. Ну да ништо, так даже лучше…
– Давай его сетью!.. сетью!.. – запаниковал Иван, подбегая к берегу.
– Не колгочи, – поморщился Яромир. – Водяного ты никакой сетью не поймаешь, он сквозь нее водой протечет. Разве только все озеро вычерпаешь…
– Так острогой тогда!.. острогой!..
– Не колгочи, говорю же. Нападешь на него – он нырнет, и поминай как звали.
Оборотень вошел в воду по колено и крикнул:
– Эгей, Езерним, подь сюда-то, обсудим все ладком!
– Ага, нашел дурня, – огрызнулся водяной. – И по имени не зови меня – неча. Не ты мне его давал, не тебе и трепать.
– Ладно, давай так обсудим. Тебе это яйцо зачем?
– Зачем… – осклабился водяной. – И в самом деле – зачем оно мне? Может, царю Кащею его доставить, рассказать все о вас? Он, уж верно, злата за него отвалит целый сундук…
– Не, злата вряд ли, – возразил Яромир. – Он до злата своего алчен без меры.
– Ну не злата, так серебра – я-то ж не оборотень, мне и серебро сгодится… Али каменьев драгоценных.
У Ивана сами собой сжались кулаки. Так уж ему показалось обидно, что вот они целый месяц добирались до Буяна, столько испытаний перенесли, столько препон преодолели, не единожды на волосок от смерти были, а теперь эта жаба жирная возьмет и все испортит. И в последний ведь момент, когда все уже, осталось только яйцо расколоть, да иглу сломать!
– А ты, Езе… водяной, как вообще к Кащею-то относишься? – вкрадчиво осведомился Яромир. – Нравится он тебе или нет?
– Он не девка красная, чтоб мне нравиться, – пробурчал водяной. – Никак я к нему не отношусь. Ему до меня дела нет, мне до него. Это вот из леших кое-кто под его руку подался, ну так они вестимо каковы, лешие-то.
– Ну так и зачем же тебе так далеко плыть? В Кащеевом Царстве и водоемов-то приличных нет!
– Да вам этим напакощу, – равнодушно молвил водяной, подбрасывая на ладони яйцо. – Вы старались-старались, а я хоп – и насмарку все труды ваши. То-то у вас рожи будут кислые.
Иван уже кусал ногти от отчаяния. Он бы охотно пустил в водяного стрелу, да знал, что толку не будет – не убить этакое создание обычным оружием.
Была б еще кабы в колчане та стрела, заветная, что с пером Жар-Птицы…
– Вот не знал я, что ты злопамятный-то такой, не знал, – укорил водяного Яромир. – Откуда в тебе желчи-то столько, с каких пор? Ну сыграл я с тобой шутку, ну выманил малость металла блестящего – так у тебя он все одно мертвым грузом лежал, а нам для дела. И потом, все ж честно было, как и уговорились – насыпали твои утоплые шапку золота, ты сам им на то добро дал. И Царь Морской нас с тобой рассудил, вины с нас снял, если какие были. Но хочешь если, я сейчас сызнова повинюсь перед тобой, на колени встану даже, поклонов земных набью сколько скажешь. И Иванушка вот тоже встанет, не погнушается.