Я часто вспоминаю тот древний дуб в «секретном месте», единственный дуб в округе. Он и сейчас такой же, как в моих детских грёзах. И через сто лет, когда обо мне уже никто не вспомнит, этот дуб, по-прежнему величавый, будет возвышаться над Старицей. Но даже он не вечен. Каждому отмерен свой срок.
Жена приносит тёплое молоко с мёдом, чтоб легче заснуть. Я пью его маленькими глотками, не спеша. В эти мгновенья мне особенно хочется верить – там, на заветном берегу время от времени гуляет Кирилл.
Гуляет не один.
Каменск–Шахтинский, сентябрь 2015 г.
ТИХИЙ ОКЕАН
Безоблачное синее небо отражалось в ясных глазах седовласого ветерана, сидящего на скамеечке у торгового центра. Можно долго вспоминать о тяготах военного детства, но человек так устроен – тянет его к чему-то светлому. Вот и мысли Виктора Александровича постепенно вернулись к самому счастливому периоду жизни – послевоенным годам, отданным флоту.
Хоть о службе в ВМФ вспоминать приятно, но такое там случалось – самому с трудом верится. А посему предпочитал Виктор Александрович о некоторых моментах жизненного пути никому не рассказывать, дабы ещё и не разрушить в своей душе ощущение некого чуда, случившегося наяву.
Деревяшка скамейки тихо скрипнула, когда ветеран труда подался чуть вперёд. Положив кисти рук на рукоятку трости, опёрся о них лбом. На правой кисти синела выцветшая наколка – якорь, напоминание о молодости. Тёплый майский ветерок играл полой распахнутого старомодного пиджака. Морщинки покрылись испариной, по носу медленно прокладывала путь к земле капелька пота. Виктор Александрович прикрыл глаза. Над опущенной седовласой головой ярко синело небо.
Ярко-синее небо. Безбрежные волны покачивают обнажённое мускулистое тело юноши. Солёная морская вода разъедает раны. А вокруг, насколько хватает взгляда – океан. В пересохшем горле першит так, что глотнуть больно. Гортань потрескалась, как земля в засуху. Кругом вода, но от этого только хуже. Не удержавшись, чуть хлебнул. Тут же тысячи солёных иголок вонзились в трещинки горла. «Пить! Как же хочется пить!»
Сегодня он и вправду тихий, этот океан. Солнце жарит, как громадная сталеплавильная печь. Глаза болят из-за бликов на волнах, будто зайчиков от сварки нахватались. Сколько времени он барахтается, держась за спасательный круг? Почему сразу не надел его на себя? А сейчас нет ни сил, ни желания. Куда несёт неведомое течение? В молодом тренированном теле последних сил хватает лишь на то, чтобы кое-как держаться за этот пробковый круг. «Словно щепка в океане! Это про меня» Человек ухмыляется, понимая, как близко на сей раз к истине затасканное выражение. «Значит, я могу ещё о чём-то думать, значит надо искать выход» И вновь горькая ухмылка на солёных губах: «Как найти выход посреди океана?»
Он огромен, этот океан, покрывающий треть планеты. Если бы мы могли взглянуть из космоса – увидели бы, как холодными северными водами омывает он Камчатку и Аляску, а где-то далеко на юге несёт громадные, словно небоскрёбы, медленно тающие айсберги от ледяной Антарктиды к жарким песчаным пляжам Австралии.
Тихий океан вообще самый-самый! Он самый глубокий, самый тёплый (на поверхности). Здесь образуются самые высокие волны, самые разрушительные ураганы и цунами. Его воды занимают половину акватории Мирового океана. Площадью он превосходит все материки, вместе взятые. По краям океана расположено «огненное кольцо» – вулканический пояс, который время от времени потряхивает планету. Тихий океан – уникален.
Его воды ласкают загорелые дряблые тела ленивых туристов, отдыхающих на Гавайях, и баюкают лодчонки тощих филлипинских рыбаков. В районе Восточного Самоа и в Южно-Китайском море на сотни миль бушуют шторма, наводящие страх на малоопытных пассажиров круизных лайнеров. Но на большей части океана – тишь да гладь; как говорят на флоте – полный штиль.
Матроса качают волны. Глаза, воспалённые от ярких бликов и солёных брызг давно закрыты, но мозг ещё работает. Хоть и стёрлась почти грань между дельными мыслями и бредом. «Интересно знать: видит сверху Бог меня – щепку, носимую волнами?»
Вспоминается не такое далёкое прошлое – война, самый первый её день. Как плыл он с деревенскими дружками по Вятке на плоту – да и грохнулся, поскользнувшись, в воду. И опомниться не успел, как старшие ребята затащили его, не умевшего плавать, обратно на деревянную посудину. Сколько эмоций тогда пережил после всего лишь нескольких мгновений в воде! Но был он тогда не один, и родные берега темнели рядом. А сейчас…
После всего приключившегося за двое суток неясно – жив или мёртв; странно как! Мелькают картинки в голове: родные – мамка, бабушка, братишки и сестрёнки, погибший на фронте батя; друзья и товарищи; детство на окраине Кирова, оборванное войной; завод, ставший линией фронта; бои на ринге и повестка в военкомат…
Сознание тихонько уплывает. Уставшие пальцы медленно разжимаются, выпуская спасательный круг, благодаря которому держался за жизнь…
Бред или явь? Снова война; точнее, самый её конец. Длинный протяжный гул, нарастающий издали. «Что это, галлюцинация? Заводской гудок! Наш филейский заводской гудок! Откуда бы ему здесь взяться?!» Разлепив веки, матрос долго щурится. Боясь обмануться, пристально всматривается вдаль. Гул всё сильнее. Это не бред. Корабль, большой белый корабль, идущий прямо к нему. Пальцы судорожно хватают чуть не ускользнувший леер спасательного круга. Корабль всё гудит, пробуждая моряка, и мощный гул этот будто выдёргивает человека с того света. Громада корабля уже рядом, теперь можно и название различить. В соображающей с трудом голове буквы складываются в слова. Наконец, всё встало на свои места, и слабая улыбка озаряет лицо человека…
Пережив как наяву ощущения терпящего бедствие, ветеран слегка побледнел. Сколько воды утекло с тех пор, третье тысячелетие на дворе! Но вспоминать во всех подробностях тот эпизод время от времени нужно, полезно.
Потом размышления Виктора Александровича потекли вдруг к тому, как будучи уже на пенсии, решил он, наконец, осуществить давно задуманное – прочесть всё Священное Писание от корки до корки. Ветхий завет, конечно, сильно озадачил. Но больше всего поразила история евреев. Народ, избранный Богом, раз за разом отворачивается от Источника благ и получает периодически за это по шее, но им всё неймётся. Ежели всё спокойно, приключений на задницу нет – значит, надо нахамить Создателю, чтоб жилось нескучно, а потом, оказавшись у разбитого корыта, вновь каяться и взывать о помощи. И вся эта история повторяется там раз за разом, поколение за поколением, веками, тысячелетиями. Как говорил один известный сатирик: «ну, ту-пы-е!» (впрочем, это он про другой народ).
И понял тут Виктор Александрович, что вся жизнь его состоит из подобных историй. Он то обращался к Творцу, то забывал о Нём, то вообще отрекался. И получал по шее, получал, получал, получал… Ну, и кто тогда тупой?
Когда же он впервые по-настоящему обратился к Богу? Да тогда, барахтаясь на волнах и сдыхая от жажды посреди океана. А ведь это лишь финал той невероятной истории!
