– Давайте побеседуем. Его туда?
Проследив за направлением его взгляда, Порохов кивнул. Беспалов с неожиданной для его комплекции силой подхватил обмякшее тело под мышки и затащил в тень деревьев. За ним последовал Порохов с контейнером в руке.
– Чего зеваешь? – участливо спросил он очнувшегося Коротаева. – Уши заложило?
– Челюсть, – простонал Коротаев. – Двигается плохо.
– Перестарался, Сережа, – пожурил Порохов.
– Я слегонца, – принялся оправдываться Беспалов. – Хотел бы – забил как мамонта. – Он достал из наплечной кобуры пистолет и ловко навинтил на него глушитель. – Хорош ртом двигать. Ты не рыба. Говори по-человечески. Откуда у тебя доски и контейнер?
– Товарищ попросил в город отвезти, – сказал Коротаев, тщетно стараясь сфокусировать взгляд, чтобы глаза не бегали по сторонам.
– Что в контейнере?
– Понятия не имею.
Не отводя пистолета, Беспалов передернул затвор. Сухой металлический звук всегда действовал на людей должным образом. Все почему-то боялись выстрела в лицо, как будто получить пулю в живот или в сердце было приятнее. Беспалов обычно стрелял в лоб, потому что это избавляло от необходимости делать контрольный выстрел. Он не любил кровопролития. Его тошнило от кровавых луж и расплескавшихся мозгов. Будь его воля, он никогда бы никого не убивал. Но люди не желали проявлять благоразумие. Они говорили правду лишь под страхом смерти и держали язык за зубами только мертвыми.
– Я не буду считать до десяти и даже до трех, – предупредил Беспалов, целясь в переносицу бледного как мел Коротаева. – Я просто всажу тебе пулю в глаз. Какой предпочитаешь? Левый или правый?
– Будет тебе стращать человека, – вмешался Порохов, которому всегда удавались роли «добрых полицейских». – Пусть просто откроет чемоданчик.
– Слышал? – Беспалов пнул пленника в вывихнутую ногу и предусмотрительно отступил. – Открывай. И не говори, что не знаешь код. А вообще, я передумал убивать тебя сразу. Прострелю тебе колено, потом другое…
– Ну вот, завелся, – вздохнул Порохов, присев на корточки напротив несчастного Коротаева. – Теперь его не остановишь. Калечить будет. Пальцы резать, уши, нос… Видел когда-нибудь, как выглядит человек без носа?
– Нет, – выдавил из себя Коротаев. – Как только я открою замок, вы меня все равно убьете.
– Да на кой ты нам сдался! – презрительно воскликнул Беспалов.
– Ты нам живым нужен, дурачок, – ласково произнес Порохов. – Мы ведь понимаем, что алмазы стянул у шефа не ты. Наказывать мы будем твоего напарника. Он вор, с него и спрос. А ты понадобишься, чтобы дать показания моему шефу. Мы не из полиции, как ты, наверное, догадался. И не бандиты. Просто шеф захочет тебя выслушать, чтобы предъявить Мошкову обвинение. Ты молодец, Женя. Проследил за ним и решил взять то, что плохо лежит. Ничего страшного. Так поступил бы любой на твоем месте. К тому же ты не успел совершить глупостей. Так что открывай и ничего не бойся.
Мягкий, доверительный голос Порохова убаюкивал, завораживал. Возможно, Коротаев подозревал, что его обманывают, люди почти всегда чувствуют это. Но им хочется верить в сказки с хорошим концом, вот в чем дело. Они готовы на многое, лишь бы их утешили, успокоили. Это прекрасно знали и знают палачи. Назови газовую камеру баней, и люди потянутся туда добровольно, выстроившись в очередь. Посули им гарантированное бессмертие, и они перестанут беспокоиться о своих грешных душах.
– Вы меня обманете, – неуверенно произнес Коротаев.
– А смысл? – спросил Беспалов. – Свидетель нам нужен, понимаешь?
– Мошков сам сумку в фуру спрятал или ему Варя помогала? – осведомился Порохов. – Напрягись, вспомни. Это крайне важно.
– Она сумку привезла, – сказал Коротаев. – А Володя ей уже потом помогал.
– Вон оно, значит, как дело обернулось…
Порохов со значением посмотрел на Беспалова. Тот состроил понимающую мину:
– Н-да, сюрприз.
– Ну ничего, мы их прищучим, голубчиков. Надолго запомнят, как чужое брать…
– Ненадолго, Петр Алексеевич, сами понимаете.
Порохов сделал строгое лицо:
– Давай не будем обсуждать наши дела с посторонним человеком.
– А он ничего не слышал, – сказал Беспалов, обращаясь к Коротаеву. – Я правильно говорю?
– Правильно, – подтвердил Коротаев.
– Вот и отлично, – сказал Порохов по-свойски. – Открывай чемодан, Женя. Хватит лясы точить.
Его глаза неотрывно следили за манипуляциями Коротаева. Беспалов тоже не сводил глаз с его пальцев.
Хромированные кнопки пропищали комариками. Крышка откинулась. При виде груды сверкающих камней Порохов присвистнул.
Он умер с губами, сложенными в трубочку. Содержимое его черепа шлепнулось на траву, покрытую листьями. Даже зажмурившись, Коротаев продолжал видеть вспышку в темноте. Изначально оранжевая, она постепенно превратилась в малиновую, потом в багровую.
Раздался удар о землю. Открыв глаза, Коротаев увидел тело Порохова, лежащее на боку с поджатыми ногами. Он словно бы продолжал сидеть на корточках, хотя на самом деле уже не сидел, и не лежал, и вообще находился неизвестно где. То, что видел перед собой Коротаев, было безмозглой мясной тушей, наряженной в человеческую одежду. Вот какой была смерть. Она превращала людей в нечто совершенно иное, лишенное жизни, движения, смысла.
– Закрой контейнер, – велел Беспалов, целясь в Коротаева.
У него было лицо убийцы. Прядь волос живописно перечеркивала бровь и глаз.
– Не надо меня убивать, – попросил Коротаев, в штаны которого потекло. – Я сделаю все, что от меня потребуется.
– Для начала захлопни крышку, – сказал Беспалов.
– Но…
– Если ты не можешь сделать такой пустяк, то как я могу полагаться на тебя в остальном?
Коротаев подчинился. Контейнер захлопнулся. Почти одновременно прозвучал второй выстрел: шпок!
Пуля вошла Коротаеву чуть ниже левого глаза, выломив из затылка большую плоскую кость, похожую на черепок. Глаз не лопнул, а быстро скользнул по щеке и шлепнулся Коротаеву на грудь. Он успел почувствовать это до того, как был затянут ревущим черным водоворотом, в котором вращались, мелькая, обрывки то ли воспоминаний, то ли грез: мальчик на зеленом горшке… испачканный порнографический журнал… убитый из рогатки воробей… смеющаяся невеста в фате… плачущая жена в шубе из искусственного меха… кашляющий отец… подбоченившаяся мать… опять мальчик на горшке…
Все было таким бессмысленным, таким ненужным. Как груда стекляшек в сумке.
Проследив, как Коротаев, подергиваясь, умер, Беспалов, задумчиво выпятив нижнюю губу, осмотрел место преступления. Для начала он бросил между трупами иконы, которые якобы стали причиной ссоры. Потом вытер свой пистолет и вложил в мертвую руку Порохова, а его пистолет взял себе. Получилось не очень убедительно, но, учитывая профессиональный уровень отечественной полиции, этого могло оказаться достаточно. Им ведь главное не преступление раскрыть, а найти «стрелочника», на которого это преступление можно списать. Напишут в протоколе, что Порохов прикончил подельника, а потом внезапно загрустил и застрелился сам. Почему вдруг? Чужая душа – потемки.
