На расстоянии 3 ½ верст от места полуденного наблюдения широты встретили мы довольно значительное, открытое к северу углубление в берегу, стороны которого, казалось, соединялись в некотором от нас отдалении, а потому мы и приняли это углубление за бухту или маленький залив. Но в следующие годы, по ближайшем наблюдении, мы нашли, что то был пролив, названный Шалауровым Сабадей
[148], отделяющий остров этого имени от твердой земли. Мы направили путь по сему проливу и на середине длины его нашли несколько чукотских хижин, довольно тщательно выстроенных из наносного лиственного леса; напавший снег покрыл следы саней и отнял у нас возможность узнать направление, по которому поехали чукчи.
На северном конце пролив 5 ½ верст ширины, но она, однако, приметно суживается на противоположном конце. Берег твердой земли плоский, а к востоку становится холмист. Берег острова Сабадея, напротив, крутой и обрывистый, возвышается на 20 и более сажен. Под защитой этого уступа расположились мы ночлегом, проехав сегодня 23 версты. По полуночной высоте луны определили мы широту нашего ночлега в 69°48'46'' с. ш. и 168°4' в. д. по расстоянию луны от Альдебарана. Здесь снова нашли мы следы чукчей. С вершины близлежащего холма видели вдали обширную тундру.
Сегодня на дороге был нам случай наблюдать совершенно новый замечательный феномен: на NO горизонте показалось совершенно отдельное темно-серого цвета облако, из которого, по направлению зенита, протягивались беловатые лучи к противоположной части неба и давали явлению сходство с северным сиянием. Не могу утверждать, чтобы эти лучи, подобно лучам северного сияния, имели свет, потому что явление, продолжавшееся с полчаса, наблюдали мы днем, когда свет лучей не может быть заметен при сильном сиянии солнца. Казацкий сотник Татаринов, бывший уже прежде в этих странах с Геденштромом, уверял, что видимое нами темное облако было не что иное, как поднявшиеся, но еще не рассеявшиеся испарения из внезапно происшедших во льду трещин, или отверстий (полыней). Если принять такое предположение, то беловатые лучи образовывал тот же пар, мало-помалу разделяющийся и освещаемый солнцем. Вечером наблюдали мы на горизонте северное сияние, которое занимало все протяжение от NO до NW, попеременно то являлось, то пропадало.
На следующее утро (2 марта), при ясной погоде и 27° холода, едва отъехали мы от нашего ночлега, как штурману Козьмину показалось, будто он видит землю. Мы остановились и тотчас взлезли на высокий берег, откуда ясно увидели, что мнимую землю составляли груды льда (торосы), нагроможденные на краю необозримой полыньи. В полдень определили мы широту 69°52'6''. Около двух верст на NNO от этого пункта прекращаются высокие крутые берега, и земля является снова плоской. Сему месту, вероятно, дал лейтенант Лаптев название Песчаного мыса, хотя здесь собственно не заметно никакого мыса, потому что берег нечувствительно направляется от NO к О, не образуя значительного углубления в море.
Место, где прекращается возвышенный и начинается плоский берег, лежит, по нашим наблюдениям, под 69°52 ½′ с. ш. и 168° в. д. на восток от Гринвича. Отсюда ехали мы то по морю, то по земле. Берег здесь почти нисколько не возвышается над морем и, вероятно, летом он и весь ряд параллельно с ним идущих наносных песчаных холмов покрываются водой.
Долго и напрасно искали мы наносного леса, который вообще к востоку от пролива Сабадея редко встречается; наконец нашли на берегу несколько бревен, но они были сюда, вероятно, перетащены чукчами, следы которых ясно видели мы по всей окрестности. Сегодня проехали мы уже 25 верст, и я решил здесь переночевать. Мы выстроили четвертую сайбу и отослали в Нижне-Колымск последние провиантские нарты. Таким образом, с нами остались только три дорожные нарты, на которых, кроме меня и штурмана Козьмина, находились для управления собаками три казака. По высоте луны определили мы здесь широту в 69°57'42'', а долгота, по нашему исчислению и по пеленгам, была 168°41'.
Вечером наблюдали мы прекраснейшее северное сияние. Небо было чисто и безоблачно; звезды блистали ярким арктическим светом. При легком NO ветре поднялся от NNO огромный светящийся столб, и лучи его, подобно широким пламенным полосам, разливались на небе по направлению ветра, беспрестанно переменяясь и, казалось, приближаясь к нам. Судя по скорости, с какой светлые лучи пробегали пространство горизонта до нашего зенита (менее нежели в две секунды), полагали мы, что северное сияние было к земле ближе обыкновенной высоты облаков. В продолжение явления не заметили мы никакой перемены на магнитной стрелке компаса, что, конечно, приписать должно грубому его устроению.
Наши казаки уже несколько раз просили дать собакам отдохнуть и собраться с силами: по их новой просьбе о том решился я остаться еще один день здесь (3 марта). Отдых был благодетелен для собак, но для нас несносен. Мы расположились на совершенно открытой, ничем не защищенной равнине, где, при 25 и 29° мороза, с резким NO ветром, у нас был такой скудный запас дров, что мы могли только кипятить чай и суп, а остальное время проводили без огня. К тому присоединилась еще мучительная неизвестность об успехе нашей поездки и настоящем положении предела ее, Шелагского мыса. Наши малые запасы не позволили нам предпринять безопасный, хотя и дальнейший путь вдоль берега, имеющего здесь почти южное направление.
На море, прямо перед нами, лежали высокие ледяные холмы и заграждали нам совершенно вид вдаль, а как истинное положение Шелагского мыса не было еще определено, то в отыскании его мы потеряли бы много времени, чего, при недостатке в съестных припасах, должно было всячески избегать. Мы были в нерешимости, что предпринять, когда при закате солнца заметили на восточном краю горизонта два довольно значительных холма, принятые нами сначала за один, северная вершина которых лежала от нас NOtO ½ O. Наши проводники были уверены, что мы нашли землю, которую искали, и радовались, что открытие ее удалит нас от соседства чукчей, ибо они все еще их боялись. Нетерпеливо ожидали мы рассвета, надеясь, что эти два холма составляют Шелагский мыс, предмет поисков бесстрашного Шалаурова.
Рано поутру 4-го марта небо покрыто было облаками; слабый SO ветер нагонял снег: термометр показывал 13 ½° (вечером 18°). Мы весьма радовались такой умеренной температуре; после сильных морозов она казалась нам даже теплой; наши проводники уверяли, что в здешних краях никогда не бывает холоднее, и завидовали счастью чукчей, живущих в столь теплом климате.
Мы ехали по крепко смерзшемуся снегу то между ледяными громадами, то через них, стараясь по возможности направлять путь наш прямо на виденные горы. Но вскоре мы уверились, что они были от нас гораздо далее, нежели нам казалось. Наступающие сумерки и усталость наших собак, пробежавших сегодня по крайней мере 61-у версту, заставили меня остановиться на ночлег между торосами. Здесь заметили мы, что наш мнимый остров был мыс, на котором поднимались три куполовидные горы; восточная из них казалась выше прочих. К югу от этих гор тянется ряд холмов, обставленных по скатам такими же каменными громадами, какие заметили мы при Барановом Камне; воображение наших боязливых проводников видело в этих обломках скал и утесов большой лагерь чукчей, готовившихся к битве с пришельцами.
