Проблуждав много времени по саванне, мы решили присесть на ствол пальмы в сухом, поросшем низкой травой месте, ибо недавно прибывшие европейцы испытывают более сильный страх перед водяными змеями, чем перед ягуарами. Мы не обольщались надеждой, что наши проводники, чью непреодолимую лень мы хорошо знали, начнут искать нас в саванне до того, как приготовят себе пищу и поужинают.
Наше положение вселяло в нас все большую тревогу, и тем приятнее поразились мы, услышав вдали стук копыт лошади, приближавшейся к нам. Это был вооруженный пикой индеец, который только что закончил rodeo, то есть объезд для сбора скота в определенном месте. При виде двух белых, по их словам заблудившихся, он сначала заподозрил какую-то хитрость.
Нам с трудом удалось внушить ему доверие. Наконец он согласился проводить нас до усадьбы Cayman, но с условием, что не будет замедлять рысцу своей лошади. Наши проводники уверяли, «что уже начали беспокоиться о нас». И чтобы оправдать это беспокойство, они принялись перечислять множество людей, которые заблудились в Llanos и были найдены в состоянии крайнего изнурения.
Здесь полагают, что неминуемая опасность грозит лишь тому, кто заблудится вдали от всякого жилья, или тому, кого, как это случалось в последние годы, разбойники ограбят и привяжут к стволу пальмы, опутав веревками туловище и руки.
Чтобы меньше страдать от дневного зноя, мы пустились в путь в два часа ночи, надеясь к полудню добраться до Калабосо – расположенного среди Llanos городка, центра оживленной торговли. Вид местности все время один и тот же. Луна не светила, но большие скопления украшающих южное небо туманностей, приближаясь к закату, освещали часть земного горизонта.
Величественное зрелище звездного небосвода, раскинувшегося на огромном пространстве, прохладный бриз, дующий на равнине ночью, волнообразное движение травы повсюду, где она достигает сколько-нибудь значительной высоты, – все напоминало нам поверхность океана.
Иллюзия особенно усилилась (об этом можно говорить без конца), когда солнечный диск появился на горизонте, в результате рефракции явил нашему взору свое двойное изображение и, вскоре утратив приплюснутую форму, стал быстро подниматься прямо к зениту.
Восход солнца и на равнинах – самое прохладное время суток, но изменение температуры не очень сильно влияет на наш организм. Обычно термометр показывал не меньше 27,5°, между тем как около Акапулько, в Мексике, в таких же низменных местах температура часто бывает в полдень 32°, а при восходе солнца 17–18°.
В Llanos ровная поверхность земли, днем постоянно ничем не затененная, поглощает столько тепла, что, несмотря на ночное излучение при безооблачном небе, земля и воздух не успевают от полуночи до восхода солнца достаточно заметно охладиться. В Калабосо в марте дневная температура была 31–32,5°, ночью 28–29°.
Средняя за этот месяц, который не является самым жарким в году, составляла около 30,6°; для местности, расположенной в тропиках, где продолжительность дня и ночи почти всегда одинакова, такую температуру следует считать чрезвычайно высокой.
Средняя температура самого жаркого месяца составляет в Каире всего 29,9°; в Мадрасе она равняется 31,8°, а в Абушере [Бушир], на берегу Персидского залива, где производились систематические наблюдения, 34°; однако средняя температура за весь год в Мадрасе и Абушере ниже, чем в Калабосо.
Хотя часть Llanos пересечена, подобно плодородным степям Сибири, небольшими реками и совершенно безводные участки окружены здесь равнинами, покрытыми водой во время дождей, все же воздух обычно бывает очень сухим. Гигрометр Делюка показывал днем 34, а ночью 36°.
По мере того как солнце поднималось к зениту, а земля и расположенные друг над другом слои воздуха приобретали разную температуру, возникало явление миража с его многочисленными видоизменениями. Это явление очень часто наблюдается во всех климатических поясах, и я упоминаю о нем лишь потому, что мы остановились и попытались более или менее точно измерить высоту изображения, видневшенося над горизонтом.
Изображение постоянно было висячим, но не перевернутым. Температура маленьких воздушных течений у самой поверхности земли была настолько различной, что при наблюдении за стадом диких быков нам казалось, будто у некоторых из них ноги приподняты над землей, а у других стоят на земле.
Судя по расстоянию, отделявшему нас от стада, угловой промежуток между горизонтом и изображением равнялся 3–4 минутам. Там, где рощи пальм мориция вытянулись длинными полосами, края этих зеленых полос висели в воздухе, как те мысы, на которые я часто смотрел из Куманы. Один образованный человек уверял нас, что между Калабосо и Уритику ему пришлось как-то видеть перевернутое изображение животного при отсутствии прямого изображения.
Подобное же явление наблюдал Нибур в Аравии. Несколько раз нам казалось, будто мы видим на горизонте очертания tumulus и башен, время от времени исчезавшие. Истинной формы предметов мы не могли различить; возможно, это были холмики или небольшие возвышенности, находившиеся за пределами обычного видимого горизонта. Я не стану упоминать о лишенных растительности местах, которые кажутся большими озерами с волнующейся поверхностью.
Это явление, отмеченное еще в глубокой древности, дало повод к тому, что в санскритском языке мираж получил выразительное название: мечта (жаждущей) антилопы. Мы восхищаемся у индийских, персидских и арабских поэтов частыми упоминаниями о таинственных результатах земной рефракции.
Греки и римляне почти ничего не знали о ней. Гордые богатством земли и мягким климатом родины, они не испытывали зависти к этой, возникшей в Азии, поэзии пустыни. Восточные поэты черпали вдохновение в природе страны, где они жили, в зрелище обширных голых пространств, расположенных, подобно морским рукавам и заливам, между областями, которые природа наделила исключительным плодородием.
С восходом солнца равнина оживилась. Скот, ночью лежавший возле озерков или под пальмами Murichi и Rhopala Schreb. [Roupala Aubl.], собирался в стада, и пустынные пространства заполнились лошадьми, мулами и быками, которые жили здесь если не как дикие животные, то как свободные животные, не имея постоянного приюта, презирая заботы и покровительство человека.
В этих жарких краях быки, хотя они, подобно быкам с холодных плоскогорий Кито, принадлежат к испанской породе, обладают более мягким нравом. Путешественнику не грозит опасность, что они нападут на него и будут гнаться за ним, как это часто случалось с нами во время переходов на гребне Кордильер, где климат суровый, с жестокими бурями, где ландшафт более дикий и пища менее обильна.
Приближаясь к Калабосо, мы увидели стадо мелких оленей [пампасовые олени], которые мирно паслись среди лошадей и быков. Их называют matacani; их мясо очень вкусное. Они несколько крупнее наших косуль и похожи на ланей с очень гладкой рыжевато-бурой, с белыми крапинками, шерстью. Рога у них, по-моему, не ветвистые. Присутствие людей их мало пугало; в стадах из 30–40 животных мы заметили несколько совершенно белых особей.
