Cuncta fremunt undis: ас multo murmure montis
Spumeus invictis canescit fluctibus amnis
[160].
Миновав Raudal Яваривени (я называю здесь только главные пороги), вы встречаете Raudal Канукари, образованный скалистой грядой, соединяющей острова Сурупамана и Уирапури. Если естественные плотины имеют в вышину не больше двух-трех футов, индейцы решаются спускаться по течению реки в лодке.
Поднимаясь вверх по реке, они сами плывут впереди и, когда после долгих тщетных усилий им удается наконец закрепить веревку за выступ скалы, возвышающейся над плотиной, подтягивают лодку с помощью этой веревки к верхней части Raudal. Во время этой тяжелой работы лодка нередко наполняется водой; иногда она разбивается о скалы, и индейцы, исцарапанные и окровавленные, с трудом выбираясь из водоворотов, достигают вплавь ближайшего острова.
Но если скалистые уступы, или пороги, очень высоки и перегораживают полностью реку, легкие суда вытаскивают на сушу и с помощью веток деревьев, подложенных вместо катков, волокут до того места, где река снова становится судоходной. При высоком уровне воды необходимость в такой операции возникает редко. Нельзя говорить о порогах Ориноко, не вспомнив о том способе, который когда-то применяли, спускаясь через пороги Нила, и описание которого, оставленное нам Сенекой
[161], отличается, по всей вероятности, скорее поэтичностью, чем точностью.
Я приведу лишь отрывок, правильно воспроизводящий то, что можно ежедневно увидеть у Атурес, у Майпурес и на некоторых Pongos на Амазонке. «Два человека садятся в челнок; один из них правит, другой вычерпывает набирающуюся воду; долго борясь со стремнинами и встречными течениями, они проходят по самым узким каналам, избегают подводных скал и вместе с рекой устремляются вниз, направляя мчащийся челнок».
16 апреля под вечер нам сообщили, что наша пирога меньше чем за шесть часов прошла пороги и благополучно прибыла в бухту, носящую название Эль-Пуэрто-де-Арриба
[162], или Экспедиционная гавань. «Ваша пирога никогда не разобьется, потому что вы не везете товаров и потому что с вами путешествует монах с Raudales», – злобно сказал нам в лагере Парарума смуглый человек небольшого роста, судя по его акценту – каталонец.
Это был торговец черепашьим жиром, который вел дела с индейцами миссий и не испытывал дружелюбных чувств к миссионерам. «Хрупкими судами, – добавил он, – бывают суда каталонцев, если, запасшись разрешением губернатора Гвианы, но не президента миссий, они пытаются торговать выше Атурес и Майпурес.
После того как наши пироги разобьются на Raudales, которые являются ключом к миссиям Верхнего Ориноко, Касикьяре и Риу-Негру, нас отправляют в сопровождении индейцев из Атурес в Каричану и заставляют отказаться от коммерческих операций». Беспристрастный историк посещенных мной стран, я не согласен с этим мнением, высказанным, вероятно, без достаточных оснований.
Теперешний миссионер из миссии близ Raudales не способен на те притеснения, на которые жалуются мелкие торговцы-каталонцы; возникает, однако, вопрос: в чем источник глубокой ненависти к режиму миссий даже в испанских колониях? Если клевещут только на богатых, то миссионеры на Верхнем Ориноко должны были бы избежать злобных нападок.
У них нет ни лошади, ни козы, иногда даже коровы, между тем как их собратья, капуцины в миссиях на Карони, владеют стадами в 40 000 голов. Следовательно, злобу трудолюбивых колонистов вызывает не зажиточность обсервантов, а требование полного невмешательства в их управление, упорное стремление закрыть свою территорию для белых, препятствия, которые они ставят для обмена товарами.
Люди повсюду восстают не только против тех монополий, что оказывают влияние на торговлю и на материальные житейские нужды, но и против присвоения себе какой-либо одной кастой или частью общества исключительного права воспитывать юношество или если не цивилизовать дикарей, то хотя бы управлять ими.
В маленькой церкви в Атурес нам показали кое-какие остатки прежнего богатства иезуитов. Тяжелая серебряная лампада лежала на земле, полузасыпанная песком. Конечно, такой предмет не мог пробудить алчность в дикаре; однако я должен напомнить, к чести индейцев с Ориноко, что они не склонны к воровству, в противоположность значительно менее диким народам, населяющим острова Южного моря.
Первым присуще большое уважение к собственности; они не пытаются красть даже съестные припасы, рыболовные крючки или топоры. В Майпурес и Атурес неизвестны дверные запоры; они появятся, когда в миссиях поселятся белые и люди смешанной расы.
Индейцы из Атурес мягкие, скромные, привычные вследствие своей лени к самым большим лишениям. Понуждаемые в прежние времена к работе иезуитами, они не испытывали недостатка в пище. Миссионеры выращивали маис, фасоль (frisoles) и другие европейские овощи. Вокруг деревни они насадили даже апельсиновые деревья со сладкими плодами и тамаринды; в саваннах близ Атурес и Каричаны им принадлежало от 20 до 30 тысяч лошадей и коров. Для ухода за стадами у них было много рабов и батраков (peones).
Теперь выращивают лишь немного маниока и бананов. Однако почва здесь настолько плодородна, что в Атурес я насчитывал в одной грозди бананов до 108 плодов, а четырех или пяти плодов почти достаточно одному человеку на день. Культура маиса совершенно заброшена, лошади и коровы исчезли.
Часть берега у Raudal все еще носит название Passo del ganado (Скотский брод), между тем как потомки тех самых индейцев, которых иезуиты объединили в миссии, говорят о рогатом скоте как о животных исчезнувшей породы. Плывя вверх по Ориноко к Сан-Карлос-дель-Риу-Негру, последнюю корову мы видели в Каричане.
Монахи-обсерванты, управляющие в настоящее время этими обширными территориями, появились здесь не сразу после иезуитов. Во время восемнадцатилетнего междуцарствия лишь изредка миссии посещали капуцины. Представители светской власти, носившие название королевских комиссаров, управляли hatos, то есть скотоводческими фермами, иезуитов с преступной небрежностью.
Скот убивали, чтобы продать шкуру; много телок было съедено тиграми; еще больше погибло из-за ран, нанесенных летучими мышами с Raudales, которые меньше, но гораздо смелее, чем летучие мыши в Llanos. Во время экспедиции для установления границ лошадей из Энкарамады, Каричаны и Атурес привезли в Сан-Жозе-ди-Марабитанас; туда, на берега Риу-Негру, португальцы могли доставлять лошадей, причем очень плохих, лишь после длительного путешествия по реке Амазонок и через Гран-Пара.
К 1795 году скот иезуитов совершенно исчез; теперь в качестве свидетельства прежней культуры земледелия в здешних краях и трудолюбивой деятельности первых миссионеров остались лишь отдельные апельсиновые и тамариндовые деревья в саваннах, окруженные дикорастущими деревьями.
