Тигры, или ягуары, представляющие для стад меньшую опасность, чем летучие мыши, приходят в деревню и поедают свиней несчастных индейцев. Миссионер привел нам поразительный пример игривости этих обычно столь свирепых зверей. За несколько месяцев до нашего прибытия ягуар, по-видимому молодой, хотя и больших размеров, ранил одного ребенка, играя с ним; я не обинуясь пользуюсь выражением, которое должно показаться странным, так как сам проверил на месте факты, представляющие интерес для изучения нравов животных.
Двое индейских детей, мальчик и девочка восьми-девяти лет, сидели на траве около деревни Атурес среди саванны, по которой мы часто проходили. Было два часа дня; ягуар выходит из леса и, приблизившись к детям, начинает прыгать вокруг них; он то прячется в высоких злаках, то бросается к детям, изогнув спину, опустив голову на манер наших кошек.
Маленький мальчик не понимает опасности своего положения; он осознает ее, вероятно, лишь тогда, когда ягуар ударяет его лапой по голове. Удары, сначала легкие, становятся все сильней и сильней; когти ягуара ранят ребенка, и кровь струится ручьем. Тогда маленькая девочка берет ветку дерева и бьет зверя, который бежит от нее. На крики детей прибегают индейцы и видят, как ягуар удаляется прыжками, по-видимому и не помышляя о сопротивлении.
К нам привели маленького мальчика, на вид живого и смышленого. Ягуар содрал своими когтями кожу на нижней части лба. Еще одна царапина была у мальчика на макушке. Что это за приступы веселости у зверя, которого без особого труда приручают в наших зоологических садах, но который в диком состоянии всегда бывает свирепым и жестоким?
Если предположить, что, уверенный в беспомощности своей добычи, он играл с маленьким индейцем, как кошки играют с птицами, у которых подрезаны крылья, то как объяснить терпеливость крупного ягуара, когда он подвергся нападению со стороны девочки? Если ягуар не был голоден, то почему он приблизился к детям? В любви и ненависти животных есть что-то таинственное.
Нам приходилось видеть, как львы убивали трех-четырех собак, посаженных к ним в клетку, а пятую собаку, менее робкую и хватающую царя зверей за гриву, они сразу же принимались ласкать. Здесь мы имеем дело с одним из тех инстинктов, тайны которых люди не знают. Можно подумать, что слабое существо вызывает тем больше интереса, чем больше доверчивости оно проявляет.
Выше мы упомянули о домашних свиньях, на которых нападают ягуары. Кроме обыкновенных свиней европейской породы, в здешних местах встречаются различные виды пекари, то есть свиньи с паховыми железами; европейским натуралистам известны только два вида. Маленького пекари (Dicotiles torquatus Cuv.) индейцы называют на языке майпуре чачаро, а более крупную свинью, по их утверждениям, не имеющую мускусной железы, черновато-бурую с белой нижней челюстью и белым брюхом, они называют апида.
Чачаро, выросшие в доме, становятся ручными, как наши овцы и козы. Кротость их нрава заставляет вспомнить ту любопытную связь, какую анатомы обнаружили между пекари и жвачными животными. Апида, являющиеся такими же домашними животными, как и европейские свиньи, ходят стадами в несколько сотен голов. Эти стада дают о себе знать издалека не только глухим и хриплым криком, но в особенности треском кустов, ломаемых ими на своем пути.
Во время одного из своих походов за растениями Бонплан, предупрежденный проводником-индейцем, спрятался за дерево и увидел, как пекари (cochinos или puercos del monte) прошли совсем близко от него. Стадо двигалось тесной кучей, самцы впереди, все самки со своими поросятами.
Мясо у чачаро дряблое и малоприятное на вкус; тем не менее индейцы едят их в большом количестве, убивая с помощью маленького копья, привязанного к веревке. В Атурес нас уверяли, что тигр боится, когда его в лесу окружает стадо диких свиней, и, чтобы не задохнуться, ищет спасения на дереве. Выдумка ли это охотников или изложение твердо установленного факта?
Вскоре мы увидим, что в некоторых районах Америки охотники верят в существование явали – местного кабана с изогнутыми наружу клыками
[163]. Я его никогда не видел; однако о нем упоминается в трудах испанских миссионеров, в источнике, которым зоологи слишком пренебрегают и в котором наряду с нелепыми преувеличениями содержится много очень любопытных местных наблюдений.
В числе обезьян, виденных нами в миссии Атурес, мы обнаружили новый вид из рода сапажу, обычно называемый испаноамериканцами Machis. Это уавапави с серым мехом и синеватым лицом. Глазницы и лоб у него белоснежные; по этому признаку его с первого взгляда можно отличить от Simia capucina, Simia apella, Simia trepida и других обезьян сапажу, в описании которых до сих пор существует столько путаницы
[164].
Этот маленький зверек столь же кроток, сколь и безобразен. Каждый день он ловил во дворе миссионера свинью и с утра до вечера разъезжал на ней по саваннам. Мы видели его сидящим также на спине большого кота, выросшего вместе с ним в доме отца Сеа.
У порогов мы впервые услышали о волосатом лесном человеке, называемом Salvaje
[165], который утаскивает женщин, строит хижины и иногда ест человечье мясо. Таманаки называют его ачи, майпуры – васитри, то есть великий дьявол. Ни индейцы, ни миссионеры не сомневаются в существовании этой человекообразной обезьяны, которой они очень боятся.
Отец Джили вполне серьезно рассказывает историю одной дамы из города Сан-Карлос, весьма расхваливавшей мягкость характера и любезность лесного человека. Она прожила с ним в добром согласии несколько лет и попросила охотников вернуть ее в лоно семьи только потому, «что ей и ее детям (тоже немного волосатым) стало невмоготу оставаться вдали от церкви и жить без причастия».
Несмотря на всю свою доверчивость, тот же автор признает, что не мог найти ни одного индейца, видевшего Salvaje собственными глазами. Эта басня, которую миссионеры, европейские колонисты и африканские негры, несомненно, разукрасили некоторыми чертами, почерпнутыми из описания нравов орангутана, гиббона, joko, или шимпанзе, и понго, преследовала нас в течение пяти лет и в северном, и в южном полушарии; повсюду, даже среди наиболее культурных слоев населения, нас осуждали за то, что мы осмеливались сомневаться в существовании большой американской человекообразной обезьяны.
Отметим прежде всего, что это поверье особенно распространено среди населения в некоторых районах: на берегах Верхнего Ориноко, в долине Упар близ озера Маракаибо, в горах Санта-Марта и Мерида, в провинциях Кихос и на берегах Амазонки, около Томепенды. Во всех этих местах, столь удаленных друг от друга, единодушно утверждали, что Salvaje легко узнать по следам его ног, на которых пальцы обращены назад.
