Между маленькой гаванью Игероте и устьем реки Унаре у несчастных жителей существует обыкновение ложиться на землю и проводить ночь, зарывшись в песок на глубину 3–4 дюймов, оставляя снаружи только голову, которую они закрывают платком. От укусов насекомых, впрочем легко переносимых, страдают также, когда спускаются по Ориноко от Кабруты до Ангостуры и когда поднимаются по нему от Кабруты до Уруаны, между 7 и 8° северной широты.
Однако за устьем реки Араука, когда вы минуете ущелье Барагуан, картина неожиданно меняется; начиная с этого пункта путешественник больше не знает покоя. Если он несколько знаком с поэзией Данте, то может легко вообразить, что вступил в città dolente
[168] и читает на гранитных скалах Барагуана памятные стихи из третьей песни
[169]:
Noi sem venuti al luogo, ov’i’t’ho ditto
Che tu vedrai le genti dolorose
[170].
Нижние слои воздуха, от земли до высоты в 15–20 футов, наполнены ядовитыми насекомыми, словно сгущенным водяным паром. Если вы находитесь в темном месте, например в пещере среди порогов, образованной нагроможденными друг на друга глыбами гранита, и если вы устремите взор к освещенному солнцем отверстию, то увидите тучи mosquitos – более или менее плотные в зависимости от того, слетаются или рассеиваются эти маленькие создания в своем медленном и ритмичном движении.
В миссии Сан-Борха от mosquitos страдают уже сильнее, чем в Каричане; но у Raudales, в Атурес и особенно в Майпурес, эти страдания достигают, так сказать, своего максимума. Я сомневаюсь, что на земле есть другая страна, где человек подвергался бы более жестоким мучениям в период дождей.
После того как вы минуете пятую параллель, вас начинают кусать несколько меньше; но на Верхнем Ориноко укусы нестерпимей, так как из-за жары и полного отсутствия ветра воздух там более раскален, больше раздражает кожу. «Как хорошо, должно быть, на луне, – говорил отцу Гумилье один индеец племени салиба, – она такая красивая и ясная, что на ней, наверно, нет москитов».
Эти слова, характерные для младенческого состояния народа, весьма примечательны. Повсюду спутник Земли представляется американским дикарям местопребыванием счастливцев, страной изобилия. Эскимос, который причисляет к своим богатствам доску или ствол дерева, выброшенный течением на лишенный растительности берег, видит на луне равнины, поросшие лесами; индеец из оринокских лесов видит там голые саванны, жителей которых никогда не кусают москиты.
Очутившись южнее, там, где начинается система желтовато-бурых вод, обычно называемых черными водами, aguas negras, на берегах Атабапо, Теми, Туамини и Риу-Негру, мы насладились передышкой, я сказал бы – неожиданным счастьем. Эти реки, подобно Ориноко, текут среди густых лесов; однако насекомые из семейства Tipulidae, равно как и крокодилы, избегают близости черных вод.
Может быть, эти воды, несколько более холодные и по химическому составу отличающиеся от светлых вод, не пригодны для личинок и куколок москитов, которых следует считать настоящими водяными насекомыми? Речки Топаро, Матавени и Сама с темно-синим или желтовато-бурым цветом воды представляют исключение из общего правила, гласящего, что над черными водами mosquitos не водятся.
Эти три реки кишат ими, и сами индейцы обратили наше внимание на возможные причины такого явления. Спускаясь по течению Риу-Негру, мы с облегчением вздохнули в Мароа, Давипе и Сан-Карлосе – деревнях, расположенных на границе Бразилии.
Но наше положение улучшилось ненадолго; мучения снова начались, как только мы вступили в Касикьяре. В Эсмеральде, в восточной части Верхнего Ориноко, где кончается известный испанцам мир, тучи mosquitos почти столь же густы, как у больших порогов. В Мандаваке мы встретили старого миссионера, который с печальным видом нам сказал, что провел в Америке «свои двадцать москитовых лет». Он посоветовал нам хорошенько посмотреть на его ноги, чтобы когда-нибудь мы могли рассказать «рог allà (по ту сторону морей), как страдают бедные монахи в лесах Касикьяре».
Так как после каждого укуса остается черновато-бурая точечка, то его ноги были такие пятнистые, что с трудом можно было различить белую кожу среди пятен свернувшейся крови. Хотя насекомые из рода Simulium [Simuliidae] в изобилии водятся на Касикьяре, в котором вода белая, Culex, или zancudos, там очень редки; они почти не встречаются, между тем как на реках с черной водой, на Атабапо и Риу-Негру, обычно бывают zancudos, но нет mosquitos.
Во время маленьких революций, которые время от времени потрясают конгрегации обсервантов-францисканцев, когда отец-настоятель хочет отомстить какому-нибудь послушнику, он отправляет его в Эсмеральду. Это ссылка или, как весело говорят монахи, осуждение на mosquitos.
Выше я на основании моих собственных наблюдений показал, насколько разнообразно географическое распределение этих ядовитых насекомых среди лабиринта рек с белой и черной водой. Было бы желательно, чтобы ученому-энтомологу представилась возможность изучить на месте характерные особенности вредных насекомых, которые, несмотря на свой незначительный размер, играют в жарком поясе важную роль в хозяйстве природы.
Особенно замечательным нам показалось – и этот факт известен всем миссионерам – то, что различные виды не смешиваются и что в различные часы дня вас кусают насекомые разных видов. Каждый раз, как картина меняется и, по наивному выражению миссионеров, «на стражу встают» другие насекомые, вы получаете несколько минут, нередко четверть часа, передышки.
Исчезнувших насекомых новые сменяют в том же количестве не тотчас же. С половины седьмого утра до пяти часов вечера воздух полон mosquitos, представляющих собой не разновидность наших комаров, как сообщается в описаниях некоторых путешествий
[171], а разновидность мошки. Это – Similium из семейства длинносяжковых двукрылых насекомых по классификации Латрея; их укус такой же болезненный, как укус жигалки
[172].
После укуса остается красновато-бурая точечка, представляющая собой кровь, излившуюся и свернувшуюся там, где хоботок проколол кожу. За час до захода солнца mosquitos сменяют мелкие комары, называемые tempraneros
[173], потому что они появляются и при восходе солнца; их присутствие длится не более полутора часов: они исчезают между шестью и семью часами вечера или, как здесь выражаются, после вечернего звона (a la oracion).
