Эскорт каравана и суда опоясались вспышками залпов. Капитан «Старого большевика» И. И. Афанасьев, стоя на мостике, мельком заметил, как на соседнем американском транспорте моряки, сорвав с танков на палубе чехлы, начали палить из башенных пушек. «Молодцы, – подумал он, – надо и нам такое применить. Может быть, эффект от этого будет и небольшой, но страху нагнать можно».
Вот самолеты один за другим начали сбрасывать торпеды, сбрасывать издалека, поскольку адский огонь со всех кораблей и судов испугал летчиков и заставил их спешить. Торпеды, тяжко плюхнувшись в воду, зарывались носами, пока приборы не выводили их на заданный курс, и устремлялись к судам. Их бурный след был виден издалека, и многие суда и корабли охранения переносили огонь на них, стараясь сбить с курса или потопить.
От пуль, снарядов и бомб кипела вода. Нарушая строй, суда шарахались в стороны, сближаясь до опасной близости. Рикошетируя от воды, пули и осколки свистели на палубе и мостике. Одна из торпед, в конце концов, нашла свою жертву. Врезавшись в бок идущего напротив «Старого большевика» «американца», она взорвалась в котельной. За первым взрывом последовал второй, еще более сильный, вспучивший палубу, от чего танки, из которых только что вели огонь американские моряки, как детские игрушки, посыпались в воду. Транспорт сразу осел, словно натолкнувшись на стену, и через минуту-другую, накренившись, стал погружаться. Вот уже на нескольких судах вспыхнули пожары, густые дымы их напоминали дымовые шашки.
Если первый день для теплохода обошелся удачно, то на второй день, уклонившись от нескольких торпед, он не успел уклониться от бомб, сброшенных пикирующим бомбардировщиком. Одна из них разорвалась на палубе, вызвав большой пожар, другая – в машинном отделении, порвав трубопроводы и ранив несколько человек. Теплоход встал, окутанный дымом и паром, а мимо него, уходя вдаль, проходили суда каравана. Вскоре к судну подошел небольшой тральщик из эскорта и предложил морякам покинуть судно, чтобы в соответствии с английской инструкцией потопить поверженный теплоход. Капитан «Старого большевика» И. И. Афанасьев отказался.
Конвой ушел, бросил на произвол судьбы горящее судно, людей, грузы. Сутки экипаж «Старого большевика» боролся с пожарами и устранял повреждения. А через сутки догнал караван. И вновь в составе конвоя ему пришлось отражать атаки вражеских самолетов, сбив при этом один бомбардировщик.
28 и 29 мая количество самолетов заметно уменьшилось, а на подходе к советской зоне ответственности за конвой моряки вздохнули облегченно.
Заполярье, 30 мая.
Этот день стал завершающим днем борьбы за конвой PQ-16. На воде, в воздухе и на суше развернулось крупное сражение, охватившее обширный район. Первыми в это сражение вступили летчики 36-й авиационной дивизии АДД. Ранним солнечным утром лучшие экипажи 455-го и 42-го полков вылетели на задание. Оно было необычным для них, действовавших до этого на сухопутных фронтах. Необходимо было сразу же после взлета на бреющем полете уйти над морем на север от Норвегии, а через два часа развернуться влево и с южным курсом выйти к берегу, найти и нанести удар по аэродрому Лаксельвен, на котором скопилось много вражеских самолетов, атакующих конвой. Первую группу дальних бомбардировщиков возглавил майор Головатенко. В боевом порядке летели опытнейшие летчики Вячеслав Кибардин, Иван Федоров, Николай Белоусов и другие. Немцы не ждали удара, и аэродром не был прикрыт зенитной авиацией. И как только внизу показались стоянки, забитые готовящимися к вылету бомбардировщиками, вниз посыпались бомбы. Удар двух полков превзошел все ожидания. По данным разведки в этот день на аэродроме Лаксельвен было уничтожено 60 самолетов, убито и ранено большое количество летно-технического состава.
Озлобленное неудачами в борьбе за конвой фашистское командование бросило в тот день в бой не только авиацию, но и подводные лодки, торпедные катера.
К середине дня, как только конвой оказался на траверзе Мурманска, над караваном появились 45 «юнкерсов» в сопровождении «мессершмиттов». В бой вступил полк истребителей, возглавляемый подполковником Сафоновым. Один за другим фашисты теряли свои самолеты, но нанести существенный ущерб конвою и охраняющим его судам не могли.
В этот день истребители Бориса Сафонова сбили 10 самолетов, два из которых поджег командир полка. Перед завершением воздушного боя на КП полка приняли еще одну радиограмму Сафонова: «Подбил третьего стервятника, сдает мотор…». Это была последняя радиограмма. Одновременно с атакой «юнкерсов» на конвой ринулись и торпедные катера. Команде теплохода «Старый большевик» пришлось пустить в ход все оружие, в том числе и пушки стоявших на палубе танков. Шестьдесят вторая атака противника за пятые сутки была отбита. Теплоход в целости и сохранности доставил весь груз в порт назначения. Английское адмиралтейство объявило благодарность команде теплохода.
Вместо эпилога
Результаты операции «Вайсе нахт» оказались плачевными для фашистского командования. Совершив более 250 самолето-вылетов бомбардировщиков, торпедоносцев, противник потопил пять судов, один тральщик и повредил три транспорта. В сражении за конвой в период с 20 по 30 мая потеряно на земле и в воздухе 76 самолетов, одна подводная лодка и два катера. Наши потери в три раза меньше. В бою погиб Герой Советского Союза Б. Сафонов. Подвиги моряков, летчиков и всех тех, кто принимал участие в битве за конвой, по достоинству оценены Советским правительством. Теплоход «Старый большевик» награжден орденом Ленина, а три члена его экипажа – капитан И. И. Афанасьев, первый помощник капитана М. П. Петровский и рулевой Б. И. Аказенок – получили Золотые Звезды Героев.
Посмертно второй Золотой Звездой награжден подполковник Б. Сафонов.
…Так закончилась проводка конвоя PQ-16, доставившего в северные порты нашей страны оружие и боевую технику.
Пять дней из двухсот
День первый
Опаленная жарким июльским солнцем задонская равнина курилась заревом. Уже давно не было дождей. Пожухла трава, потрескалась прожженная лучами солнца земля, пересохли ручьи. Перезревшая рожь, склонившись к земле, как слезы, роняла зерна. По всем срокам ее давно уже надо было скосить, но косить было некому… Шел десятый день Сталинградской битвы…
Темно-зеленый ЛА-5, пропылив после короткого пробега, подрулил к укрытию, прикрытому растянутой на шестах маскировочной сетью. Заглушив мотор, худощавый, высокого роста летчик в почерневшей от пота гимнастерке, устало выбрался на крыло и спрыгнул на землю. Стоявший рядом техник помог снять парашют и, протянув флягу с водой, тихо спросил:
– Тяжело, командир?
– Тяжело, – ответил летчик, и, взяв флягу, медленно пошел в тень тополей, стоявших неподалеку.
В эти дни тяжело было всем: и пехоте, и авиации. Вот уже несколько суток подряд все отбивались от бешено рвущихся к Волге фашистов, вымотались до предела, и старший лейтенант А. Ковачевич так же, как и все, предельно устал. Сегодня это был уже пятый вылет, но он знал, что лететь надо еще – не лететь было нельзя. Там, возле извилистого, широкого Дона, положение было критическое. И на земле и в воздухе их было больше. И они лезли вперед, не считаясь с потерями. Сегодня группой вместе с товарищами А. Ковачевич свалил двоих. Сбивали их и другие. То тут, то там, на земле, вставали черные султаны бензиновых взрывов. Однако давалось это ценой невероятных усилий, собственных потерь. Неделю назад в 27-м истребительном полку было 19 самолетов. Сегодня их осталось 7. И эти семь должны были драться за двоих…, за троих… И все равно этого было мало. Сегодня на стороне фашистов было превосходство: их было больше, они наступали, на их стороне был опыт боев в Испании, Франции, Голландии, Польше. Они умело использовали высоту, маневр, скорость. Всего этого у нас не было. Приткнувшись к пустым ящикам из-под патронов, Аркадий Ковачевич задремал. Сон был некрепкий. Скорее всего, это было состояние между забытьем предельного уставшего человека и явью. В его сознание то и дело врывались различные звуки, заставлявшие то напряженно сжиматься в ожидании какой-то опасной реальности, то расслабляться и мгновенно впадать в забытье. Но и оно не приносило облегчения. Утомленный мозг тут же воспроизводил все то, что было пережито сегодня, вчера и вообще в эти тяжелые, критические дни.
