Условия отбора в полк были жесткие: иметь не менее десяти сбитых самолетов, хорошую огневую подготовку, возраст не старше 26 лет. Преимущественно – холостяки.
Это об этом полке напишет в своей документальной повести «Боем живет истребитель» дважды Герой Советского Союза маршал авиации Н. М. Скоморохов: «…О героических делах шестаковцев писалось тогда в газетах. Мы знали об их беспримерном мастерстве и мужестве… Глядя на Шестакова и его орлов-гвардейцев, мы воочию убеждались, что нет на земле силы, которая могла бы сломить советского человека, пошатнуть его веру в непобедимость нашего великого дела. В полку двадцать шесть Героев Советского Союза, четыре человека – Владимир Лавриненков, Алексей Алелюхин, Павел Головачев, Амет-Хан Султан – удостоились этого высоко звания дважды. Слава полка гремела всю войну».
15 октября 1942 года заместитель командира 27 иап старший лейтенант А. Ф. Ковачевич был откомандирован в этот полк на должность командира эскадрильи.
Жизнь в новом полку вдали от Сталинграда началась с конференции и переучивания на самолет Як-1.
Краткая справка. В то время это был один из самых легких истребителей смешанной конструкции. Крыло деревянное, оклеенное шпоном. Вооружение – одна пушка калибра 20 мм и два скорострельных пулемета. Скорость 600 км/ч. В воздухе устойчив, в пилотировании весьма прост.
На конференции разобрали все ошибки, рассмотрели предложения. Их было много, разных, но смысл был один – бить врага в любой ситуации. Навязывать ему свою манеру боя, как на виражах, так и на вертикалях. Общеизвестно, что немцы не выдерживают лобовых атак, уклоняются от боя на виражах, избегают делать правый разворот, чаще всего применяют левые фигуры. Значит, врага надо заставить делать то, что выявляет конструктивные недостатки «мессершмитта». Если «мессер» пошел вниз, не гонись за ним – на пикировании он уйдет. Лучше уйти вверх, набери высоту, встреть врага, атакуй его сверху или в лоб. Менялись боевые порядки, менялась тактика. Полк набирал высоту.
…Наконец, пришел долгожданный приказ: всем полкам перелететь под Сталинград. На ровной, как блюдце, степи стояли лишь рыжие копны сена. Днем жизнь на аэродроме замирала и только ночью то там, то тут вспыхивали огоньки фонариков. Так тянулось несколько дней. Все устали от ожидания чего-то важного, необычного. Ночью, когда разрешалось выходить из укрытий, спешили к командиру, к замполиту, просились в бой. Но приказ был один – ждать!
И вот 20 ноября весь полк был поднят по тревоге. Знаменосец и ассистенты вынесли знамя. Все замерли, в строю подтянулись.
– Товарищи! Настал час грозной и справедливой расплаты с немецко-фашистскими захватчиками, – взволновано начал командир полка. – Пришла пора и нам вступить в бой!..
Но погода была нелетной. Густой, как молоко, туман закрыл всю заволжскую степь. Только после обеда полк вылетел на боевое задание. Ударную группу возглавлял командир полка Л. Л. Шестаков. Выше ее и правее шла эскадрилья Алелюхина, еще выше и правее – эскадрилья Ковачевича. Боевой порядок – правый пеленг «этажерки». Он не раз отрабатывался там, вдали от фронта. В полку это была новинка. И эта новинка оправдала себя. Все отлично видят друг друга, никто внезапно такой строй не атакует. Появилось взаимодействие, возможность маневра.
В первом же вылете полком сбито шесть «мессершмиттов». Но враг, еще не осознав происходящего, продолжает держаться самоуверенно. Во втором вылете восьмерка Ковачевича развернутым строем встретила 30 «юнкерсов». Один за другими сбито 16. Когда восьмерка краснозвездных «яков» традиционно прошла над окопами нашей пехоты, вверх взлетели солдатские шапки…
День четвертый
Вторую неделю полк базировался возле калмыцкого села со странным названием Зеты. Собственно говоря, после бегства немцев села как такового не было. Остались две хатки, несколько наспех оборудованных землянок для обвалования самолетов. И еще была степь – безбрежная, заснеженная, без единого деревца. Выпавший снег прикрыл ватным ковром сгоревшую и разбитую технику, укутал все, что могло пригодиться для устройства. Зима властно вступила в свои права: крепчали морозы, налетавшие ветры, устраивали снежную феерию. Снег был глубоким, сыпучим, как песок, и морозно-жгучий. Он набивался во все щели, лез за пазуху, в перчатки, в унты. Подтаивая там, разливался по телу неприятным ознобом. Казалось, что в этих промерзших насквозь землянках никогда не согреться. Возле маленькой, сделанной техническим составом печурки, было жарко, а чуть дальше, в углу, гроздилась наледь. Некоторые ворчали: «Почему нас, гвардейцев, посадили сюда? Наша задача – быть на линии фронта!». Замполит полка майор Верховец, парторги эскадрилий нашли простые, убедительные слова: «…Находящиеся в котле гитлеровцы крайне нуждаются в боеприпасах и продовольствии. Обеспечить их можно только по воздуху. Наша задача – прервать этот воздушный мост. Аэродром Зеты как раз и расположен на маршруте полета вражеских самолетов. Это сейчас главная задача для авиации. Не вешать носа, мужики! Берите пример с женщин». А женщин в полку было не мало: механики, связистки, парашютоукладчицы и четыре летчицы.
Пытающихся прорваться в «котел» вражеские транспортные самолеты вновь, как и летом, сопровождали «тузы», «драконы», «удавы». Но несмотря на крикливые талисманы, шестаковцы сбивали их. Как-то на аэродром прилетел генерал Хрюкин. Выслушав доклад командира полка о боях с асами, заметил:
– Всякую пакость малюют гитлеровцы, чтобы устрашить наших летчиков. Но небо – стихия орлов! А почему бы вам не нарисовать их!
Вскоре все самолеты полка преобразились. Капоты двигателей покрылись яркой красной краской. С обоих бортов распластали крылья искусно нарисованные полковыми мастерами орлы. Коки винтов были покрашены в разные цвета: «желтококие» – эскадрилья Амет-Хана, «голубые» – Ковачевича. И вскоре в эфире нередко можно было слышать истошный вопль фашистских радистов: «Ахтунг! Ахтунг! В воздухе «красноносые»! С «красноносыми» в бой не вступать!».
…Тяжелый транспортный самолет До-215, крадучись, полз под охраной «мессершмиттов». На перехват его взлетела четверка, возглавляемая Ковачевичем. Бой был коротким. «Дорнье», вывозивший из «котла» старших офицеров, упал в 3 км от аэродрома Зеты. Подтверждения наземных постов в этот раз не потребовалось…
День пятый
Конец декабря под Сталинградом был хмурым. То и дело аэродром в Зетах затягивало туманом, нудно сыпала морось. Полетов не было, но летчики продолжали дежурить на аэродроме, ожидая приказа на вылет.
В этот день у самолетов дежурила вторая эскадрилья. Сидя на ящике из-под патронов, Ковачевич переговаривался со своим техником, наблюдал, как тот мастерит что-то их куска жести.
– Как ты думаешь, Сергей, полетим или не полетим?
Перминов отложил в сторону напильник, покрутил головой, почмокал губами, как бы пробуя на вкус морось, сыпавшую сверху, и философски буркнул:
– Куда лететь-то. Эвон, и соседей не разглядишь, а он лететь собрался.
