На первый день хватило еды, что захватил с собой в мешке, на
второй – наведался в рощу, без труда убил кабанчика. Помня наставления
старых охотников, выбирал именно кабанчика, а не свинку, та пусть приносит
новых поросят. Теперь это его долина, его роща и его свиньи, должен заботиться
обо всем своем мире сам. Он должен выжить.
– Сейчас я разведу костер, – объяснил он
Чернышу. – Это такой красный зверь, кусается больно… Привыкай, будет с
нами жить. Если подружиться, то… словом, с ним подружиться стоит.
Он постоянно разговаривал с Чернышом, помня наставления
Апоницы, что дракон должен привыкнуть к голосу смотрителя, научиться различать
оттенки, и тогда покажется, что дракон «все-все понимает», хотя на самом деле
просто… словом, не углубляйся, как сказал однажды Апоница, это маги до всего
докапываются, им нужна суть, а у нас получается – ну и ладно, этого и
добивались!
* * *
Если бы не жуткий ураганный ветер, в долине можно жить,
строить дома, добывать руду, он успел увидеть настоящие залежи железа, копать
не надо, все наверху. Стадо свиней, что в роще, может прокормить две-три
большие семьи или целый поселок рудокопов. А там можно завести и своих…
Когда-нибудь, подумал он, доберутся и до этой долины.
Хотя почему «когда-нибудь»? Я уже добрался. Наверное, и
остальные забираются в новые места и обживают, потому что либо сами уходят от
людей, страшась наказания, либо их изгоняют.
Черныш высунулся из уже обжитой пещеры и, задрав
короткорылую мордочку, очень внимательно следил за облаками. Иггельд понимал,
что очень скоро дракон обнаружит, что облака ничем не угрожают, их нельзя есть,
на них не поохотишься, с ними нельзя играть, и постепенно перестанет их
замечать вовсе.
– Ты по сторонам смотри лучше, – сказал он
наставительно. – По сторонам!
Лобастая голова повернулась к Иггельду. На миг стало не по
себе, дракон за ночь подрос еще, как показалось, морда жуткая, глаза навыкате,
страшные клыки высовываются из-за прикушенных толстых губ. В следующее
мгновение длинный красный язык выметнулся как молния. Лицо обожгло горячим,
влажным. Иггельд завопил, начал отмахиваться, а Черныш, довольный игрой, все
старался попасть языком между мелькающих рук и все же лизнуть двуногого папу в
лицо, вылизать ему нос, уши .
Так прожил месяц в полном одиночестве, если не считать
обществом Черныша. Выходя на охоту, щель задвигал обломком скалы, а когда возвращался
с добычей, едва хватало сил, чтобы отодвинуть. Черныш бросался навстречу с
визгом, он то ли чуял издали приближение любимого папочки, то ли спал сразу же
возле входа. Иггельд отбивался, отплевывался, а потом, нацеловавшись, начинали
вдвоем разделывать зверя.
С оленями и козлами проще, а к кабанам Иггельд не подпускал:
среди смотрителей ходили жуткие рассказы, как даже самые здоровые драконы
помирали в жутких корчах от съеденного сала. Черныш жутко обижался, всякий раз
старался хотя бы лизнуть запретное.
Со второго месяца начал проситься на охоту, но на прогулках
всего пугался, отпрыгивал, прятался за всемогущего родителя. Иггельд сперва
тревожился, не вырастет ли дракон трусом, но когда второй раз шли той же
дорогой, Черныш уже спокойнее обнюхивал ранее испугавший камень или пень,
трогал лапой, рычал, пробовал испугать, а то и пробовал на зуб.
Черныш ростом с хорошего кабаненка, такой же плотный,
массивный, толстый, только лапы намного короче, а брюхом почти касался земли.
На спине поблескивали крупные чешуйки, иногда казался Иггельду большой
уродливой рыбой, иногда жабой или укороченной ящерицей, но стоило тому поднять
голову и посмотреть Иггельду в глаза, сразу же хотелось схватить этого
отважного, хоть и перепуганного огромностью мира зверящика на руки, прижать к
груди и расцеловать в умную, самую замечательную в мире морду.
Труднее приучить оставаться на месте и ждать, когда Иггельд
удалялся, но без этого нет успешной охоты, а без охоты обоим голодная смерть,
так что бедному драконнику пришлось усвоить жестокий урок: если противиться
этому приказу, то вернут в пещеру, а гулять и охотиться родитель уйдет один.
Оставив Черныша на опушке, Иггельд обычно крался между
дубов, выбирал среди стада свиней кабанчика, те всегда самозабвенно пожирают
желуди, вокруг любой свиньи по десятку полосатых зверьков, совсем не похожих
расцветкой на родителей.
Одной стрелы хватало, чтобы поразить дичь. Стадо с визгом
отбегало к следующему дереву, Иггельд поспешно подбирал добычу и бегом
возвращался к Чернышу, а тот, не осмеливаясь сойти с места, отчаянно рыл землю
лапами и смотрел умоляющими глазами: где был так долго? Я тебя жду уже сто
тысяч лет!!!
* * *
Однажды, когда шел третий месяц их пребывания в Долине
Ветров, так ее называли все, несколько дней подряд стояла прекрасная теплая
погода, он выбрал низкое место, где ветры проносились выше, и потащил Черныша к
тому месту, где ручей пробился на поверхность и разлился почти что речкой.
Черныш вытаращил и без того выпуклые глаза, смотрел непонимающе, а Иггельд
сразу же попытался затащить его в воду.
Ручей шириной в три шага, а в самом глубоком месте до
колена, но Черныш уперся, вырывался, шумно дрожал, горбился и поджимал короткий
хвостик под брюхо, что было признаком сильнейшего ужаса.
– Это, – объяснял Иггельд терпеливо, – вода,
вода, вода… Тебе придется встречаться с нею часто. Ты же пьешь из того ручья,
что в пещере? Это такой же, только больше… да это и есть тот самый, только
наверху…. Ну, давай, не трусь!
Он сам влез в ручей, даже присел на дно, чтобы вода поднялась
почти до плеч. Черныш в ужасе носился по бережку, вопил, плакал, визжал, а
потом, когда Иггельд сделал вид, что опускается под воду, плюхнулся в ручей
всем телом, поплыл, тут же ощутил под лапами надежное тело родителя, стал
карабкаться на голову, едва не оборвал уши и не вырвал когтями все волосы.
Иггельд вынес на берег, успокоил, снова занес на руках,
прижимая к груди, начал медленно опускаться в воду. Толстенькое тельце в руках
затряслось, как былинка на ветру, судорожно начало выкарабкиваться, полезло в
панике на голову. Иггельд хотел присесть, но подумал, что бедный ребенок совсем
рехнется, поднялся во весь рост и начал уговаривать, поглаживать, постепенно
опускаясь все ниже.
Он так увлекся, что не сразу заметил подходившего издали
человека с поднятыми в приветствии руками. Вздрогнул, когда тень упала на
прозрачную воду ручья, резко обернулся с Чернышом на руках, что тоже попробовал
вздыбить крохотный гребень на хребетике и оскалить зубы.
Апоница помахал рукой.
– Это я, я. И все еще твой друг, хотя ты, признаться,
поступаешь неверно. Но это оставим, я просто беспокоюсь за тебя.
Иггельд вышел из ручья, тело пробирала дрожь, вода ледяная
даже сейчас, в разгар лета. Апоница опустился на камень, глаза внимательно
рассматривали дракончика, потом перевел взгляд на Иггельда.
