Он вздрогнул, словно опомнился, уставился широко распахнутыми
глазами.
– Что случилось? – спросила она враждебно.
– А при чем тут постель? – спросил он
непонимающе. – В Куявии сестер в постель не таскают. Разве что в Артании
такие повадки…
До нее не сразу дошли его слова, и тут он в третий раз
увидел, как засветилось ее лицо, твердый взгляд потеплел, на щеках снова
ямочки, а полные губы растянулись так, что блеснули два ряда ровных жемчужных
зубов,
– Яська, – выговорила она с трудом, – твоя
сестра? Хорошо…
– Почему? – спросил он быстро.
Она видела, как он напрягся в ожидании ответа, сжался, губы
зашевелились, будто подсказывал ей слова.
– А потому, – ответила она ясным голосом, хотя
щеки залило румянцем, – что сестре, думаю, все равно, кто в твоем доме.
Рабыня, пленная или даже гостья.
Потянулись дни, наполненные ожиданием, Иггельд почти каждый
день отправлялся на Черныше в глубь Куявии, то ли отыскивал Яську, которую
сопровождает некий Меривой, то ли просто сражался, как мог. Обычно с ним
исчезал Ратша, Блестка заметила, что после того случая, как погибли их соратники,
они предпочитали с собой никого не брать.
Возвращаясь, Иггельд хмурился, но не вмешивался, когда слуги
называли ее госпожой. Даже Пребрана все чаще спрашивала у нее распоряжений, а
Блестка с равнодушным видом давала указания, какую мебель передвинуть и куда,
что вообще выбросить, каким маслом заполнять светильники, напоминала
язвительно, что медные ручки дверей и все подобные украшения надо начищать
регулярно, чтобы блеск вышибал слезу из глаз, наконец дошло до того, что к ней
начали обращаться, что готовить на обед и сколько мяса и птицы закупать.
Сперва Иггельд просто растерялся, даже рассердился, но
одновременно ощутил и странное тепло в груди, получалось, что о нем заботятся,
хотя артанка, понятно, с удовольствием его бы зарезала, но дом все-таки постепенно
оживал, хорошел, украшался, хоть и незаметно, но светлел, в нем хотелось
бывать, а покидать не хотелось…
Да что там дом, сказал себе однажды. Не лги, дурак, себе.
Сам понимаешь, почему не хочется покидать теперь дом, но вслух произнести не
можешь, трус.
Артанка держится, быть может, излишне надменно, но, он
напомнил себе, это всего лишь защита. Да и слуги ничего другого не ждут от
артанки, ведь там в степи все гордые и надменные, а их хозяин и защитник
Иггельд сумел пленить не простую артанку, а очень знатную, недаром же с нею
целая повозка награбленных в Куявии сокровищ!
Сегодня день на удивление жаркий, но к вечеру посвежело.
Горы стали лиловыми, небо потемнело, углубилось, резче обозначились щели,
ущелья, пики. Под окнами скрипели телеги, щелкали кнуты и хлопали плети,
тоскливо промычала корова, донеслись голоса, а следом в окна потянуло
подгоревшей кашей, паленой шерстью.
Иггельд поморщился: эти бестолковые переселенцы раздражают,
каждый из них занимает места впятеро больше, чем жители его Долины, подошел к
окну, но за спиной хлопнула дверь, ввалились Чудин и Шварн, за ними степенно
вошел Апоница, почти не постаревший с того времени, как он, Иггельд, бежал из
Города Драконов в жуткое по тем временам место.
Пока Чудин и Шварн обнимали Иггельда, поздравляли с
благополучным возвращением, Апоница внимательно рассматривал бывшего ученика,
наконец тоже обнял тепло, сказал со вздохом:
– Эти двое пришли ко мне с сумасшедшей идеей…
– Не такая уж и сумасшедшая, – возразил Шварн
быстро. – Что в ней сумасшедшего? Что?
Апоница договорил:
– Я подумал, подумал… и решил, что с сумасшедшими
затеями лучше к сумасшедшим людям. А у меня единственное сумасшедшее
деяние – что переселился сюда. А теперь я снова нормальный… почти. Правда,
драконов выращиваю и воспитываю без штырей боли, но здесь это делают все. Но
эти двое…
Они расположились за столом, Иггельд с трудом отогнал мысли
о своенравной артанке, сделал лицо внимательным.
– А что за странная затея?
Апоница раскрыл рот, но Шварн быстро прервал:
– Давайте я сам расскажу!.. Иггельд, мы с Чудином хотим
попробовать вырастить дракона вообще без панциря. Зачем он нужен, если не
воевать?.. Сейчас это же дурь, даже дракон-разведчик в панцире!.. И дракон для
перевозок.
Иггельд промедлил с ответом, Апоница сказал ровным голосом:
– Все верно, панцирь нужен только для боевого дракона.
У него, кстати, панцирь самый прочный. А у разведчика или перевозчика разве
панцирь?.. Так, хороший удар копьем проломит в любом месте. Особенно если на
полном скаку. Но вы представляете, что такое дракон вообще без панциря?
Иггельд взглянул вопросительно на Чудина, этот обычно
отмалчивается при шумных обсуждениях, но у этого молчуна всегда есть что
сказать. Чудин помялся, сказал тихим голосом:
– Дракон… не рак. Это у рака весь скелет, на котором
держится мясо, снаружи… из-за чего раку приходится линять, иначе расти не
сможет. У дракона скелет внутри, как и у нас. Но мы обходимся без панциря? А
если надо, то у нас находится съемный панцирь?.. Мы подумали, что даже тот
панцирь, что у перевозчика, весит примерно столько, сколько семь-восемь
человек. Сейчас он в состоянии поднять на себе только шестерых! А если бы без
панциря?
Апоница сказал насмешливо:
– А посадишь задницами на голое мясо?
Иггельд перевел взгляд с Чудина, сказал с некоторым
удивлением:
– А что, задумка отличная… В том месте немножко можно
нарастить хоть панциря, хоть простой чешуи, достаточно лишь каждый день в
нужных местах стучать палкой, там кожа быстро загрубеет, нарастут утолщения. Но
так можно добиться лишь утолщения панциря, вы же хотите его вовсе убрать… Как?
Шварн посмотрел на Чудина, тот кивнул, Шварн сказал горячо:
– Если сразу же взять дракончика, как только разломает
яйцо, и одеть его тепло… не смейтесь, одеть как ребенка!.. Чтоб ему было и
тепло, и не больно стукаться боками и спинкой! Тогда панцирь просто не
нарастет!
– Может быть, не нарастет, – уточнил Чудин.
Добавил: – Мы надеемся.
Иггельд развел руками.
– Тогда вам придется уединиться с ними. Например, в
пещеры, как когда-то я… Я думаю, что детеныши некоторое время вообще не должны
видеть драконов с панцирями. Они же все подражают друг другу, учатся один у
другого. Настолько учатся, что могут и панцири себе отрастить, чтобы как у
других…
Пребрана принесла кувшин с вином, перед каждым смотрителем
драконов поставила серебряную чашу. Иггельд потянулся было, вспомнил гневное
лицо артанки, как наяву услышал ее презрительные слова насчет пьяной куявской
свиньи, тут же отдернул руку. Пребрана, ничего не замечая, наполнила ему
первому, потом остальным, кувшин оставила и тихонько удалилась.
