Что со мной, спросила она себя смятенно. Почему я страдаю,
когда он на меня не смотрит? Или пора уже признаться себе, назвать все своими
именами?
После ужина женщины еще надолго задерживались в его доме,
пряли и пели, даже из своей каморки она слышала их негромкие милые девичьи
голоса, сердце вскипало от ревности, а воображение рисовало картины, как он улыбается
им, берет какую-нибудь за руку и уводит в свою комнату.
Она сидела на своем ложе, прислонившись к холодной стене в
ожидании Сбыслава. Дверь громко скрипнула, Блестка подняла голову, вместо
Сбыслава в дверном проеме стоял Иггельд. Сердце застучало чаще, она даже
уловила, как запульсировали жилки на висках, чего с ней никогда не случалось.
Некоторое время она ждала, что он заговорит или дотронется до нее. Может быть,
даже схватит в объятия, но Иггельд стоял неподвижно, словно резной столб.
Чувствуя неясное разочарование, она стиснула челюсти,
выпрямилась, надеясь, что получилось достаточно надменно. Он стоял с
распахнутой на груди рубашкой, голову наклонил, словно намеревался ее боднуть,
в глазах мрачное и даже злое выражение.
– Враг мой, – произнес он, – почему ты –
враг мой?
– Потому что, – ответила она.
Он не понял, судя по его лицу, но переспрашивать не стал,
подошел, сел и взял ее за плечи. Она вскинула голову. Их взгляды встретились. В
его глазах глубокая печаль.
– Почему, – повторил он, – почему?.. Я не
хочу быть твоим врагом.
Она дерзко усмехнулась.
– Да? Тогда сними с меня цепи.
– Нет, – ответил он просто.
– Почему?
– Убежишь, – ответил он бесстрастно. – Пока в
цепях, за тобой присматривают десятки глаз. В этом железе не позволят выйти за
двери этого дома. Но без цепей ты сможешь уйти даже сквозь стены.
Она посмотрела вопросительно.
– Как?
Он двинул плечами.
– Не знаю. Может быть, просто вышибешь кулаком камни и
выйдешь. А если кто рискнет заступить дорогу, оторвешь голову.
Он вроде бы шутил, но глаза оставались серьезными. Она
старалась смотреть бесстрастно, пусть не видит, как тихая печаль охватывает ее
сердце.
– Тебя скоро заберут у меня, – сказал он
просто. – Но сейчас ты еще здесь. И ты – в цепях.
Его пальцы приподняли ее подбородок. Она попробовала
отвернуться, и тогда он неуловимо быстро припал к ее губам горячим ртом.
Блестка застыла, попробовала отодвинуться, это было невероятно трудно, странное
желание прижаться к нему пронзило, как острый клинок.
Он целовал долго и жадно. Словно зачарованная она ощутила,
как руки поднимаются, ладони опустились на его широкие горячие плечи, округлые
и твердые Его поцелуй длился, она ощутила, что предательские губы вновь
потеряли твердость камня, потеплели, стали мягкими и податливыми.
Он с усилием оторвался от ее губ. Она видела, как в глазах
полыхнул гнев.
– Что ты со мной делаешь? – спросил он. –
Женщина, в тебе нет… сердца!
Она прямо смотрела ему в лицо.
– Сердце меня и предает, – ответила она. – Ты
мой враг. Но я, в отличие от тебя, могу признаться… могу сказать правду.
– Какую?
– Мне нравится, – ответила просто, – когда ты
меня целуешь. Меня еще никто не целовал. И не обнимал, если не считать братьев.
Он сгорбился: братья – это прежде всего артане. А они
придут за сестрой и не оставят здесь камня на камне. Можно не сомневаться, у
них хватит сил и решимости. Люди, которые смели могущественные армии Тулея,
смели даже черные башни магов там, на равнине, сметут и оставшиеся в горах. А
его Черныш хорош для рейдов, но не для схватки с целым войском.
– Но если представится возможность… – сказал он и
умолк, не мог выговорить дальше.
– … то я убегу, – договорила она.
– Если сниму цепи, поклянешься, что не убежишь?
– Нет.
– Почему? – спросил он, но голос звучал
безнадежно, ответ Иггельд знал.
– Я – артанка, – ответила Блестка. – А
для нас родная земля не то что для куявов. Мы в войне, а ты – мой враг.
Некоторое время они смотрели друг другу в глаза. Взгляды
сказали больше, чем оба могли бы словами.
– Хорошо бы, – выговорил он с трудом, –
очутиться нам и дальнем-дальнем краю. В такой стране, где не слыхали даже о
Куявии или Артании.
– Мы здесь, – возразила она. – Мы воюем. Я у
тебя в плену. Ты волен делать со мной все, что захочешь.
Он опустил руки.
– Да.
– Так делай же, – сказала она просто.
Он покачал головой.
– Думаешь, только у артан есть гордость?
– Что ты имеешь в виду?
– То, – сказал он с нажимом, – что я никогда
не возьму силой женщину, которую полюблю.
Он ушел, прежде чем она поняла, что он сказал, и прежде, чем
успела ответить то, что хотела.
* * *
Она старалась всегда и везде лицо держать бесстрастным,
только глаза видели и замечали все. Здесь либо жили полные уроды, что не держат
в доме оружия, либо все оно спрятано в комнате хозяина. Артане справедливо
считали, что оружие на стене – лучшее украшение, и потому развешивали его
везде и всюду.
Хотя бы нож найти, подумала она в тоске. Конечно, лучше
всего – артанский топор, что рубит и железо, как сырую глину. Тогда бы
никто не смог остановить ее на пути к свободе… или к славе. Железная цепь и эти
оковы, на которые так надеется ее поработитель, на самом деле не настолько, не
настолько, как он и остальные в этом доме думают…
Правда, она может исхитриться изорвать одеяло, получатся
ленты. Если связать все, то легко спуститься через окно, что в коридоре. Там
всего один страж, но с ним справиться легко, он всего лишь куяв. Женщины с
удивлением говорили между собой, что молодого хозяина терзает какая-то хворь,
исхудал, спал с лица, вчера накричал на Апоницу, люди стараются не попадаться ему,
раздражен, зашибет. Раньше он всегда завтракал вместе со всеми, а сейчас уходит
утром тайком, словно вор, целый день носится где-то, а возвращается поздно
ночью, весь в побитых доспехах, в крови…
Поздно ночью, подумала она мрачно. Это чтобы со мной не встречаться.
И уходит рано утром потому же. Что ж, враг мой, я тоже не уступлю тебе ни капли
своей гордости. Если надеешься, что я что-то скажу, начну оправдываться или
хотя бы объясняться, ты тоже станешь доказывать, в чем я не права, и таким
образом к чему-то придем, но я не скажу ни слова. Здесь – враги.
В груди было холодно и пусто. Здесь враги, напомнила она
себе. Я должна искать возможность бежать. Если надо, убью любого, кто встанет
на дороге. Любого.
