Апоница стоял на стене рядом, лицо его было усталым,
испещренным глубокими морщинами, но глаза блестели почти весело. И весь
подтянулся, словно сбросил десяток-другой лет. Спина почти прямая, плечи
раздвинул, посматривал орлиным взором и на разворачивающихся артан, и на
долинников, что, как галки, усеяли все стены и навес над воротами.
– Накапливаются, – заметил он.
– Чересчур быстро, – ответил Иггельд. – Ведь
там наши люди, должны обрушить каменные лавины…
– Может, успели, – возразил Апоница. – Но
артан это не остановит. Гибель на земле врага – почетна!.. Правда, как
переправляют своих коней, что ничего окромя степи не видели?
– Завязывают глаза, – предположил Иггельд.
– И все-таки наш народ не трусит, – сказал Апоница
с одобрительным удивлением.
– Они еще крови не видали, – ответил Иггельд
невесело.
– Не потому…
– Значит, на стену уповают.
За их спинами потихоньку накапливались военачальники. Князь
Онрад кашлянул, сказал почтительно:
– Осмелюсь заметить, что не только на крепость стен.
Артане прямо от спеси лопаются, а у нас своя гордость, не такая крикливая. Вы,
жители Долины, горды тем, что забрались сюда под облака не ради выгоды, не ради
наживы, а ради своих крылатых ящериц. А мы, отступившие, горды тем, что не
предали Куявию, как бы ей ни было плохо, в каком бы дерьме ни оказалась, как бы
мы сами ни презирали свой народ. Нам самим стыдиться нечего, но за Куявию все
равно стыдно. И сейчас, наш дорогой князь, мы готовы драться. И не просто
драться, а смывать позор со всей Куявии. Это все равно…
Он запнулся, Иггельд закончил тихо, чтобы показать, что
прекрасно его понимает:
– …все равно это наш позор. Страна ведь наша.
Второй бер, тучный и громоздкий, что занимал место сразу
троих, пробурчал:
– Мы на последнем клочке свободной от артан земли. И мы
его не отдадим.
Солнце наконец выглянуло из-за гор, заблистали выпуклые
щиты, доспехи, шлемы. Даже в воинском стане артан блистало множество искорок:
куявский отряд вооружен неплохо, самые бедные и то в кольчугах, а
военачальники, пусть самые мелкие, в металлических панцирях поверх кольчуг и с
цельными шлемами.
Онрад буркнул с неприязнью:
– Люди князя Бруна. Сволочь! Подумать только, я через
жену с ним в дальнем родстве.
Булат хохотнул:
– Приди домой и удави жену.
– Вообще-то повод хороший, – согласился
Онрад. – А то все не мог придумать, за что. Соседи начнут спрашивать…
– Пользуйся моментом, – подсказал Булат. –
Сейчас можно сослаться на любовь к отечеству, потом уже поздно. Вообще я
считаю, что женитьба – это слишком трусливое бегство от холостяцких
проблем.
– Что делать, без женщин жить тяжело, а с ними
дороговато…
От артанского стана вперед выдвинулась группа
военачальников, все на дивных артанских конях: тонконогих, сухих, нервных, с
огненными глазами. Внимательно и придирчиво осматривали стену и ворота
крепости. Собственно, стена справа тянется аж на длину копья, а стена
слева – на полтора. Зато обе поднимаются в синеву, почти исчезая там,
благо камня в горах вдосталь, а когда нет необходимости тянуть стену в длину,
ее можно погнать ввысь. Так что единственно уязвимым местом остаются врата,
сейчас запертые.
Иггельд хмуро улыбнулся. Артан ждет неприятная
неожиданность. Апоница хотел навалить с этой стороны тяжелых глыб, но он
приволок на Черныше целую скалу, тот с готовностью и послушанием под радостные
крики горожан лапами и задом придвинул огромный камень к воротам, подпер так,
что теперь даже не вздрогнут под ударами тарана.
Крупный отряд молодых воинов подскакал к самим воротам. Один
замахнулся топором и с силой, даже привстал в стременах, ударил лезвием по
дереву. Иггельд не успел слова сказать, сверху обрушилась кипящая смола. Тут же
с навеса засвистели стрелы.
Снизу раздались душераздирающие крики. Подлубец злобно
хохотал, закричал Иггельду:
– Кто сказал, что они поют под пытками?
– Это они удивились, – ответил Иггельд, но сам
засмеялся. – А чего они ждали?
– Что ворота откроются сами!
Внизу несколько человек, попавшие под струи смолы, с криком
пытались удержать и развернуть обезумевших от боли коней. Те вставали на дыбы,
сбрасывали всадников в кипящее месиво. Кто успел стегнуть коня и мчаться прочь,
падали с седел, пронзенные стрелами. Иггельд сцепил зубы, но смотрел неотрывно,
как артане падали, падали, падали – на воротах собрались лучшие стрелки
Долины.
Один только всадник успел доскакать до основного войска.
Спина его утыкана стрелами, он уже мертвый лег на конскую шею, и верный конь,
на которого попала пара жгучих капель, принес к своим.
В артанском войске раздался крик ярости. Над головами
заблистали топоры, конница понеслась с грохотом копыт, всадники орали и
свистели, блеск от лезвий острых топоров слепил глаза и бросал в дрожь. Натиск
оказался таким стремительным, что на стенах упустили момент, град стрел
обрушился с запозданием, уже когда молниеносные всадники доскакали до ворот.
Иггельд видел, как топоры вонзились в толстые доски, стрелы ударили дождем, визг,
крики, ругань, кто-то разворачивал коня, но навстречу неслись новые смельчаки,
стрелы свистели жутко и холодно, чем-то напоминая смертоносных змей, кричали
раненые кони, а всадники вскрикивали и хватались за пораженные места.
Добронег орал и подбадривал лучников, те хватали стрелы и
быстро-быстро накладывали на тетиву. Потомственные охотники, они привыкли на
лету бить птицу, доставать стрелой в прыжке горного зайца, а горному козлу
попадали точно в сердце даже при его бешеном беге. Иггельд страшился лишь,
смогут ли стрелять так же хладнокровно и по людям, но когда увидел горящие
холодной яростью глаза, вздохнул с облегчением: никакой жалости, никакой
дрожи – по артанам стреляли, как по диким и опасным зверям, что пытаются
ворваться в их жилища.
Второй отряд артан, по-прежнему конных, выехал вперед и
начал осыпать защитников стрелами. Потом, когда это не дало результата,
появились лучники с длинными стрелами, наконечник каждой обмотан паклей. Рядом
с такими лучниками находились люди с факелами, что подносили их к стреле в тот
момент, когда стрелок натягивал тетиву.
Такие стрелки вынуждены подъехать совсем близко, почти
вплотную, зажженная стрела летит плохо. Долинники расстреливали их быстро и без
промаха. Все пространство перед стеной покрылось телами. На некоторых тлела, а
то и горела одежда. Кони носились с диким ржанием, обезумевшие, лягались и
озверело хватали зубами всякого, кто пытался ухватить повод.
Ральсвик ругался, его схватили за плечи и удержали, когда он
с громадным топором сам хотел броситься к воротам и сокрушить, как стену из
камыша. Выслали еще отряд, что метал зажженные стрелы через головы защитников.
Их выкосили начисто, снова смельчаки ловили коней и тоже падали сраженные.
