Иггельд покачал головой.
– Ко мне воинов набежало столько, что горы трещат.
Лучше подумай насчет продовольствия. У меня все закрома полны, но если осада
затянется, то может не хватить… Мы могли бы на драконах перебрасывать в Долину
зерно, а еще лучше – сразу муку. Лучше не затягивать, мои закрома, я уже
сказал, не бездонные…
Антланец сказал бодро:
– Это могу сразу!.. Прямо сейчас вытащу все запасы.
Бери сколько увезешь. К следующему прилету приготовлю еще. Начну закупать у
соседей. У тебя ж там не один дракон? Вот и обеспечим хоть мукой, хоть оружием,
хоть чем скажешь. И – еще…
Он умолк, подбирая слова. Иггельд сказал торопливо:
– Этого достаточно! Это больше, чем я ожидал.
Антланец сердито зыркнул из-под нависших бровей.
– Обидеть хочешь? Зря, я тебя люблю и не обижусь. Еще я
начну потихоньку готовить своих людей. Когда-то у меня было маленькое, но очень
сильное войско. Теперь собрать хотя бы отряд! Но я соберу. И сегодня же отряжу
гонцов во все концы страны, чтобы знали, что твоя Долина еще борется, что
артанское войско впервые разбито, а один из лучших героев, Ральсвик, погиб. И
Придон вынужден послать самого несокрушимого Аснерда…
* * *
Ральсвик очнулся, когда его бережно переложили на телегу.
Перед глазами выступали пятнами лица, расплывались, голоса то звучали, как
удары молотов по черепу, то наступала тишина.
Он чувствовал, что все еще молодое, несмотря на возраст, и
сильное тело отчаянно борется за жизнь, сращивает сломанные кости, затягивает
раны, затыкает сгустками крови отверстия, из которых выходит жизнь, впадал в
забытье, но выныривал все чаще и слышал лучше. Череп еще трещал, но зрение
восстановилось, отчетливо видел скорбные лица воинов, а когда наконец сумел
разомкнуть губы, спросил тихо:
– Где мы?.. Долину взяли?
Подошел Хрущ, Ральсвик отчетливо видел его лицо, сбоку
проплывают зеленые кроны, Ральсвик чуть скосил глаза, дощатый борт телеги, но
укрыт толстыми теплыми шкурами. И внизу чувствуются эти шкуры. Он лежит на дне
телеги, Хрущ идет рядом, держась за борт. Это значило, что они уже покинули
горы, там нет такой роскошной зелени.
– Что молчишь? – спросил Ральсвик громче. Он
закашлялся, в горле кольнуло болью, тотчас же во рту стало солоно. – Мы…
победили…
Хрущ кивнул, глаза темные, лицо за это время покрылось
глубокими морщинами.
– Выздоравливай, – сказал он. – Мы сделали
все, что могли.
Ральсвик на короткое время впал в забытье, а когда вынырнул,
грохот в голове уже прекратился, захотелось есть. Впервые ощутил, что может
шевелить руками, а мысли в черепе пошли ясные, уже не порванные на клочья.
– Как все было? – спросил он.
На этот раз рядом ехал Рагинец, тоже непривычно суровый,
мрачный. Взглянул на Ральсвика сверху вниз, каменные губы дрогнули в печальной
улыбке.
– Оживаешь, вождь? Хорошо. Мы еще потопчем зеленый
ряст…
Ральсвик сказал слабым голосом:
– Рагинец, расскажи. Расскажи все, как было.
Рагинец, что ехал и без того сгорбленный, мрачный, как
грозовая туча, поник, потемнел. Его взгляд с сомнением пробежал по лицу
Ральсвика.
– Что рассказывать?.. Это другая война. Мы не готовы.
– И что?
– Я точил топор, – сказал Рагинец. – А все
военачальники пошли к тебе на совет. Вот тогда эти… что не умеют воевать
по-честному, подняли в воздух всех драконов, какие у них только есть. Мы были
не готовы, Ральсвик, не готовы!.. На лагерь обрушили целую каменную гору. Это
настоящая лавина прямо с чистого неба. Над твоим шатром сразу – груда
камней. Все погибли, я просто не понимаю, из какого ты железа, что уцелел, хоть
тебя и помяло…
Ральсвик долго молчал, перед глазами потемнело, но
удержался, не дал себе провалиться в спасительную черноту.
– Что с лагерем?
– Уцелело меньше трети. Много раненых, половина из них
замерзла ночью, остальные…
– Что?
– Остальные замерзли на следующую. Что делать, все три
лекаря погибли. Меривой уцелел. Хотя ему камнем поранило плечо, он застрелил
одного дракона…
Ральсвик закрыл глаза, затих. Перед глазами медленно
проходило все в обратную сторону, от последнего военного совета до похода в
горы, до взятия Куябы, наконец добрался до тех счастливых дней, когда сильные и
уверенные, исполненные самых радужных надежд, готовили войско, разбивались на
десятки, десятки соединяли в сотни, а те в тысячи… И как готовились казнить
десятника, если не уследит за своими воинами… Интересно, казнили хоть одного?
Он ехал долго молча, наконец прошептал:
– Почему… я без топора?
Рагинец сказал строго:
– Топор надо в руки умирающему, дабы боги увидели
воина… А ты еще сегодняшних младенцев переживешь! Вон все заживает, как на
собаке.
– Все равно, – сказал Ральсвик, – без топора
гадко. Дай хоть нож, так выздоравливается быстрее.
Рагинец бросил подозрительный взгляд, помедлил, с неохотой
снял с роскошного пояса длинный нож в расшитых бисером ножнах. В глазах на миг
появилась боль, Ральсвик быстро отвел взгляд. Понял, мелькнула мысль. Но и
отказать нельзя… Хотя отказал бы, если бы я прямо сказал, зачем мне нож.
Он взял нож, поблагодарил, кивком отпустил, сам лежал
некоторое время спокойно и расслабленно, трезво оценивая жизнь, поступки,
стремления. Поговорил молча с пращурами, объяснил, что и как. Обратился к
сыновьям, что подрастают сильными и красивыми, многие станут воинами, хотя
старший рвется в купцы, мечтает с караванами забраться в самые дальние страны,
повидать дивные народы… Молод еще, не понимает, что предначертание мужчины на
земле – не любоваться красотами, не смотреть, кто как живет и какие одежды
носит, а перестраивать свою жизнь, жизнь своего народа, делать его сильнее,
богаче, красивее…
Пальцы наконец стиснули рукоять ножа. Стараясь делать это
незаметно, вытащил из ножен, развернул к себе острием. Кожа под нижним ребром
дернулась, ощутив холодное прикосновение. Он задержал дыхание, мышцы
напряглись, бестрепетно погружая острое лезвие в плоть. Металл с трудом
прорезал тугое, как ствол дерева, тело, достиг сердца, Ральсвик ощутил укол,
улыбнулся, наконец-то дотянулся, нажал сильнее, холодная полоса металла очень
неохотно вдвигалась в тугую плоть, пока рукоять не уперлась в грудь.
Рагинец остановил коня, телега дотащилась, поскрипывая
бортами. В руке Рагинца блистал освобожденный от чехла топор. Ральсвик
благодарно улыбнулся, его рука поднялась, и Рагинец вложил топорище в слабеющие
пальцы. Ральсвик со вздохом выполненного долга вытянулся, рука с зажатым в
ладони топором упала на грудь. Он улыбался, глаза широко раскрылись в изумлении
и восторге. Рагинец вскинул голову, стараясь рассмотреть крылатых дев, а когда
перевел взгляд на Ральсвика, тот лежал серьезный и торжественный, уже не он
лежал, а только его тело, а сам он в этот момент переступал порог небесного
чертога, где шумно пируют и веселятся прославленные герои, оставившие поля битв
недавно и совсем давно, где рядом с богами сидят древнейшие герои Артании, ее
прародители, ее основатели, сильнейшие из героев, равные богам по силе, отваге
и боевой ярости.
