Иггельд оглянулся, огромная туша дракона едва не сшибла с
ног. Он прикрикнул, Черныш с готовностью отпрыгнул. Он смотрел на своего
старшего друга, учителя и самого лучшего в мире папочку, который совсем недавно
носил на руках, преданно, с любовью и обожанием.
Ратша переводил дух, стараясь сделать это как можно
незаметнее, Апоница уже пришел в себя, с сомнением покачал головой.
– Знаешь, пора его в котлован.
– Он не опасен! – взмолился Иггельд.
– Сейчас. А завтра?
– И завтра не опасен!
– Я говорю не про собственно завтрашний день, –
уточнил Апоница. – Это все-таки зверь. Если разъярится, то… гм, чуть не
сказал, что здесь все сметет и всех пожрет! Но здесь только ты. Будешь
рисковать дальше?
Иггельд пропустил их впереди себя в пещеру, обернулся и
показал Чернышу кулак. Дракончик съежился и виновато припал к земле. В пещере
Ратша с любопытством огляделся, руки его размеренно вытаскивали из мешка сыр,
сушеную рыбу, краюху хлеба.
Апоница оглянулся на светлую нору входа, там мелькнул и
пропал темный силуэт.
– Как только увидишь, – велел он, – что в
поведении начинается всякое… тут же в загон. Нет, прямо в котлован!
– А что должно начаться?
– Всякое, – ответил Апоница с
неопределенностью. – Любой детеныш дракона смотрит на человека как на
что-то более сильное. Но даже подросток начинает сомневаться… со временем,
верно? А молодой дракон вскоре сам пробует подчинить себе хозяина. Понимаешь,
слишком уж заметна разница между человеком и драконом. Разве тебе не зазорно
было бы подчиняться… крысе? Подрастая, ты не попробовал бы поменяться с нею
ролями?
Иггельд задумался.
Глава 5
В Городе Драконов, он помнил, все дракозники постоянно
твердили о необходимости все увеличивающихся нагрузок для молодых драконов и
никак не могли придумать, как же эти нагрузки совместить с жизнью в котловане.
Потом, когда в самом чувствительном к боли месте приживается железный штырь и
когда можно уже сидеть на спине и гонять по тесному котловану, а затем уже
взлетать, как раз и начиналось спешное наращивание мышечной массы, но даже
Иггельд своим детским умом понимал, что время упущено.
Сейчас же он каждый день бегал с драконником по долине.
Тот быстро уставал, скулил, Иггельд тут же останавливался:
нельзя дитятю подвергать чрезмерным нагрузкам, иначе перестанет слушаться, но
после короткого отдыха снова убегал, манил, и драконник, у которого силы
восстанавливались быстро, с азартом догонял хозяина.
Пробовал взбираться на Черныша верхом, тот пришел в
неописуемый восторг, начал носиться и скакать, а когда Иггельд свалился,
бросился к нему и едва не зализал до смерти, умоляя: ну давай еще! Давай
залезай мне на спину, побегаем, я тебе покажу, как я умею быстро!
Иггельд сваливался после пятого скачка, потом после
десятого, но даже когда научился держаться дольше, все равно это не дело,
пожаловался Апонице, а тот привез старую упряжь для драконов. Вместе подлатали,
подшили, а когда прилаживали на Черныша, Апоница в изумлении крутил головой.
Ведь еще не дракон, только дракончик, а грудь настолько широка, что ремни без
всякого запаса на последнюю дырку. Что дальше? Это уже не дракон, а что-то
чудовищное…
Черныш с подозрением обнюхивал широкие ремни, Иггельд
закрепил на толстой, как бревно столетнего дуба, шее, поближе к загривку, еще
один ремень – широкий и толстый, протянул под грудью. На загривке укрепил
свернутое втрое старое одеяло, получилось подобие седла. Пара ремней быстро и
ловко застегивается на его собственном поясе. Теперь прыжки Черныша уже не
сбросят со спины, а чтобы соскочить самому – достаточно одного движения
большим пальцем.
Дракон, успокоившись, с удовольствием принял новую игру.
Теперь не надо смирять себя, можно нестись во всю мочь, останавливаться на
полном скаку, подпрыгивать, поворачивать так резко, что собственный хвост
начинает крутить тело волчком.
Апоница отошел в сторону, вообще укрылся за выступом скалы.
Иггельд, побледнев, сказал Чернышу, хорохорясь:
– Сейчас попробуем твою полную скорость!.. А то все
черепашишься…
– Не сразу, – выкрикнул Апоница. – Не сразу!
– Да, – ответил Иггельд, – конечно…
Его отшвырнуло, и, если бы не ремни, упал бы на землю, а
дракон выскользнул бы, как мокрая молния, но сейчас отяжелевший Иггельд видел
только мелькающие вокруг камни, выступы скал, именно вокруг, потому что Черныш
ухитрялся носиться не только боком, но и чуть ли не вверх брюхом. Ветер свистел
в ушах, рвал волосы, а от мелькания в глазах стало дурно. Донесся вопль
Апоницы:
– Смиряй!.. Смиряй, пока не поздно!
Иггельд уперся ногами покрепче, перед глазами все мельтешит,
Черныш несется вдоль каменной стены, на ходу игриво задевая ее костяным боком,
чешется, закричал во весь голос:
– Прямо!.. На простор!.. Прямо!
В подтверждение приказа он начал дергать ремни, довольно
бестолково, но Черныш мгновенно понял, понесся, как Иггельд и велел, хотя вряд
ли дергал верно. Апоница с облегчением вздохнул, глядя им вслед. Черныш носился
кругами, долина для него уже мала, хотел выскочить через горловину, но ветер с
такой силой ударил в морду, что Черныш ошалел, выпучил глаза, зарычал в ответ.
Ветер вбил в пасть мешок воздуха, рык перешел в хрип, дракон даже попытался
лапой достать из пасти этот злой и недобрый ветер, что вот так ни за что напал,
из груди вырвался визг. Иггельд поспешно похлопал его по спине, постучал ногой,
приказывая повернуть обратно. Черныш еще показал ветру острые клыки, мол, не
боюсь, после чего все же повернулся и понесся огромными прыжками обратно.
Иггельд едва сумел остановить его возле пещеры, Апоница
сидел на камне и, откинувшись на скалу, подставил лицо солнечным лучам, глаза
закрыты. Так, с закрытыми глазами, сказал ровным голосом:
– Ого, все еще слушается?.. Иггельд, на сегодня хватит.
Дай свиненку отдохнуть.
– Да он не устал, – возразил Иггельд. – Вон
как скачет! Дрожит весь, так побегать хочется!
Они сорвались с места, Апоница лишь усмехнулся вслед.
* * *
Чуть ли не к вечеру Иггельд свалился, едва живой от
усталости, мрачный, в ссадинах, молча и долго жадно пил, наконец пожаловался
сорванным голосом:
– Эта тварь совершенно не слушается!
Апоница вскинул брови, глаза его весело блеснули.
– Вот как? А ты же доказывал, что он не устал!
– Он и сейчас не устал, – возразил Иггельд. –
Но слушаться перестал.
– Мне показалось, что он тебя обожает.
– Может, и обожает, – ответах Иггельд
хрипло, – но когда сам захочет.
