Их окружали артане, в руках топоры, взгляды исподлобья,
лучники наложили стрелы. Меривой сказал с радостным облегчением:
– Куявы… в самом деле… не самые умные! Кто-то пустил
слух, будто ты смертельно ранен дурацкими камнями, что сбрасывали ночью с
драконов… Вот я и прибежал…
Артане переглядывались, говор стал громче. Раздвинув толпу,
появился Вяземайт.
– Этот слух пустил я.
Меривой вздрогнул, глаза расширились.
– Зачем?
Вяземайт смотрел строго, в глазах беспощадная ясность.
– Как зачем? Ты, предатель, среди артанского лагеря! Этого
мало? Тебя будут судить за измену. За всю эту войну ты – первый артанин,
кто настолько обесчестил свое имя!
Меривой вздрогнул, сзади по кивку Вяземайта подошли Герман и
Рогач, могучие, как столетние дубы, ухватили за руки, быстро и умело связали
обе кисти за спиной толстой веревкой. Он не отрывал взгляда от Аснерда. Тот
помрачнел, в глазах, обращенных к Вяземайту, сверкнул гнев. Подбежал Франк,
непонимающе смотрел на брата, на отца, повернулся к Вяземайту, тот выдержал его
взгляд, горестный и умоляющий, только чуть дрогнул бровью. Собравшиеся артане
шумели громче, грозный рокот напоминал шум морского прибоя.
Аснерд проронил глухо:
– Да, сын мой… Артания – это все. Для нее человек
должен забыть даже любимую женщину, женщин много, Артания – одна. Ты выбрал
женщину, чужую женщину… а значит – предал Артанию.
Они стояли в широком кольце, Меривой в смертной тоске
огляделся. Вспомнился горестный крик Яськи, ее тяжкое предчувствие беды,
умоляющие глаза.
– Я не предал, – вырвалось у него с
яростью, – ни артан, ни артанскость!.. Здесь против нашей орды бьется
горстка артан…
Аснерд прорычал:
– Ты что мелешь?
– …настоящих артан, отец! Они больше артане, чем мы!..
Я не предал, я не предал!… Я не предал, будьте вы все!.. Их здесь тысяча или
даже меньше, но не страшатся драться против всей Артании!.. Знают, что
они – одни, что помощи нет, не спасут, не помогут. Они бьются отважно и
яростно. Они не сдадутся, не откроют врата. Да, их горстка, они все погибнут.
Но погибнут, отец, красиво! С небес кричат хвалу им, а не нам. Ты понимаешь,
что даже наши предки кричат хвалу им? У этих куявов даже женщины таскают камни
на стены и сбрасывают на головы… на головы осаждающих… так разве они трусы?
Его страстную речь, так непохожую на всегда короткие
реплики, слушали в угрюмом молчании. На суровых лицах Меривой не видел ни
пощады, ни снисхождения, ни даже понимания.
А Вяземайт уловил его заминку, сказал с насмешкой:
– Ты хотел сказать, на головы артан, верно?.. И что же,
стыдно стало?
Меривой покачал головой, выпрямился, в лице гордость и
отвага.
– Не за себя. За того стыдно, кем сюда пришел. Была
великая гремящая слава – садануть всей отвагой, удалью и нашим презрением
к гибели в могучую и спесивую Куявию! В подлую, трусливую Куявию, гордую
черными башнями магов, богатством, огромным войском, закованным по ноздри в
железо!.. Но скажи мне, где слава в осаде этой крохотной Долины, где даже нет
воинов, таким несметным войском? Я не вижу этой славы! Я вижу… я вижу совсем
другое, сам подбери название.
Воины молчали, лица оставались каменными, только его брат
Франк смотрел отчаянными глазами, переводил взгляд с жестокого лица верховного
волхва на отца, оглядывался на неподвижные ряды воинов. Рогач и Герман молчали,
отводили взоры.
Вяземайт украдкой бросил взгляд на лица собравшихся, не
понравилось, сказал громко и веско:
– Меривой, ты во многом прав. К сожалению, прав. Мы
сейчас выглядим… не совсем красиво. Но это, как сам знаешь, последний оплот,
где разводят драконов. А драконы, как не созданные Творцом, должны быть
уничтожены. В этом наша вера, в этом наше предначертание! Для этой особой
миссии Творец и выделил из всех народов нас, артан.
Он с беспокойством посматривал на угрюмое лицо сына Аснерда.
Меривой, Франк, Тур, Олекса и другие дети воеводы всегда отличались ровным
дружелюбным нравом и полным нежеланием не только сушить головы над умными
вопросами, а вообще думать. Их рост, могучая стать, каменные мышцы и
двухпудовые кулаки и так выделяли из рядов простых воинов, привлекали женские
взоры, а старики говорили одобрительно, что богата и сильна земля артанская,
если все еще рождает таких героев. Но сейчас Меривой хмурит брови, на ровном
лбу морщинки, чего никогда не было. Он не старается спасти жизнь, для этого
слишком отважен, артанин с головы до пят, но размышляет, усомнился, а любое сомнение –
это остановка на быстром победном пути.
– Аснерд, – обратился он громко, – ты отец не
только этого человека, но и всего этого войска Тебе решать, виновен он или нет.
Аснерд стиснул челюсти, взгляд, который метнул на Вяземайта,
мог сровнять его с землей, но Вяземайт не дрогнул, укрытый в несокрушимые
доспехи веры.
– Виновен. . – произнес наконец Аснерд, – или
не виновен, пусть решит артанский суд воинской чести и мужества. Я решать не
могу, я – пристрастен. Да свершится как скажут воины!
Он сгорбился, отступил, сразу постарев, а морщины
обозначились, как трещины на каменной стене. Из толпы один за другим выходили
военачальники. Оруженосец Аснерда забежал вперед к шатру полководца и откинул
полог. Военачальники исчезали внутри, Франк ухватил Аснерда за руку, придержал:
– Отец, это же твой сын!.. Это мой брат, наконец!
– А на другой чаше весов – Артания, –
проронил Аснерд глухо.
– Какая Артания, отец!.. Они же его убьют!
– Вовсе не «они», – сказал Аснерд. – Решает
Артания. Этот суд воинов – голос самой Артании.
Франк сказал отчаянно:
– Не верю я в этот голос. Мой брат разрушил самую
большую катапульту, все на него злы. Его любит прекрасная женщина-воин, мечта
артан, ему завидуют! Вяземайту вообще не верю, он не человек вовсе. Если и был
человеком, то очень давно.
Аснерд кивнул, соглашаясь.
– Сейчас он не человек, а голос артанских богов. Но
разве не таким должен быть волхв?
– Я не верю, – дерзко возразил Франк, – что
этот старик толкует волю наших богов верно. Разве могут наши боги не
радоваться, что единственная на всю Куявию женщина-воин, повелительница могучих
драконов, не нашла в Куявии достойных мужчин и обратила взор на артанина?.. Я
знаю, брат передавал ее слова, она пойдет за ним, куда он скажет. Пойдет за ним
в огонь и в воду, в его дом или в пустыню. Где он захочет, там и будет ее дом!
Разве это не счастье? Они не могут друг без друга, а любви боги радуются, разве
не так?
Аснерд сказал глухо:
– Любовь – что оконная занавеска, сын мой… Узор
может быть и миленький, но мира уже не увидишь. А мы, артане, должны видеть
все, боги от нас требуют большего, чем от других существ. Другие просто живут,
как вон куявы, что лишь скот, только двуногий, как-то научившийся шлепать
губами и носить одежды. А мы, артане, должны нести в мир истину и порядок! Да,
на острие наших топоров, человек по природе труслив и ленив, в дерьмо сам
лезет, а к добру надо – пинками.
