Антланец довольно расхохотался.
– Узнаю родных куявов!
Она развела руками:
– Приходится так… Артане сильны, они – один народ,
один человек, одна воля. А мы друг с другом спорим, все время оглядываемся, не
ткнет ли сосед в спину ножом, чтобы забрать себе огород, козу, женщину. Вот
только сейчас начинаем без оглядки.
В селе девушки надевали им на шею венки из горных цветов,
старики призывали поддержку богов, а молодые парни просились в их войско.
Иггельд слушал жадно, от волнения в глазах щипало. Подъехал Антланец,
подмигнул. Иггельд едва выговорил дрожащим голосом:
– Что говорят, что говорят… Только бы все это было
правдой!
– Правда-правда, – подтвердил Антланец с
благодушием хозяина, который сам все организовал, чтобы ублажить дорогого
гостя. – Все это началось как раз с тебя, жук!.. Да, с твоей Долины
Драконов, что артане вознамерились предать огню. Всего-то и гордости было у
Куявии, что башни колдунов да драконы, но колдунов повергли, а если еще и
драконов втопчут в камни… Но ты держался, держался, а слухи о твоей доблести
прокатились по всей Куявии. А ты все держался, и это как острый нож в сердце
всем нам… нет, как острый нож в сердце нашей трусости! Люди ворчали, но все
ждали, что артане вот-вот возьмут твою Долину. И тогда бы все смирились снова.
Но ты держался… и люди сперва начали насмехаться над артанами, что Куявию
захватили, а какой-то горский князек им разбил в кровь морды, а потом и сами
втихомолку взялись за оружие. Иггельд сказал торопливо:
– Их бить нетрудно, если понять, что нужно делать… и
чего делать нельзя. Только ты это… какой я горский князек?
– Да ладно тебе! Никто не поверит, что ты не князь. А
начнешь говорить такое, людей обидишь, а оно тебе надо – людей обижать?
Вот видишь, так что пусть будет князь. Даже светлый.
– Светлый, – запротестовал Иггельд, – уж
чересчур! И даже князь – чересчур.
– Да брось думать о мелочах. Словом, сейчас, даже пади
твоя Долина, уже не остановить то, что началось. Но вы там выстояли, даже
истребляете их, как соколы бьют гусей. Об этом знают, об этом передают с
восторгом, с каждой новостью добровольцы скачут во все стороны, а здесь
карабкаются по скалам от села от селу… даже ночами, рискуя сорваться в бездну,
но только бы поскорее обрадовать друзей! Это наполняет сердца куявов отвагой.
Всюду повторяют твое имя, рассказывают и про твои орлиные владения, и про твоих
драконов…
Иггельд сказал поспешно:
– То ты меня в князья, а теперь еще и о каких-то
владениях… Нет у меня владений! И не князь я, не князь! Не дури людей.
Антланец отмахнулся, будто отгонял мелкую муху.
– Да какая разница? Сейчас каждый может называться
князем, хоть тлампом…
– Что такое тламп?
Антланец отмахнулся:
– Откуда я знаю?.. В воину многое придумывается. Потом,
когда война закончится, разберутся… По опыту знаю, на войне всегда новые князья
появляются. Не говоря уже о берах и беричах.
– Мне это не надо, – ответил Иггельд. – Мне
нужны только драконы! Много, разных…
– У князя драконов может быть много, – сказал
Антланец многозначительно.
* * *
В каждом встречном селе проводники передавали их маленькое
войско местным, те тут же выделяли лучших охотников и знатоков дорог, вели
самыми удобными и короткими горными тропами. Проводники жадно прислушивались к
разговорам людей, которые своими действиями меняют мир, лишь однажды проводник,
уже немолодой поджарый охотник, косматый и резвый, сам похожий на горного
барана, взмолился пламенно, обращаясь к Иггельду:
– Прости, что вмешиваюсь, великий!.. Но твоя скромность
превосходит твою доблесть, а стране нужно, чтобы ты решился на великое деяние…
Это ты думаешь, что рожден выращивать драконов, а боги тебя, возможно,
предназначили совсем для других дел!.. Сейчас твое имя овеяно славой, уважением,
почтением, страхом и надеждой! Артане тебя страшатся и проклинают, по всей
Куявии повторяют твое имя как единственного полководца…
Иггельд воскликнул:
– Полководца? Да я и десятерых не смогу вести в бой,
всех растеряю!
– Тогда не полководца, – возразил проводник
упрямо, – а свершителя, освободителя!.. Полководцы что, полководцы у тебя
будут. Те, кто служит сейчас артанам, сразу переметнутся, стоит тебе спуститься
с наших гор. Ну, не переметнутся, а встанут под твою руку и кровью своей будут
искупать вину перед тобой и отчизной. Об этом уже и артане догадываются, слух
идет по землям, недовольство артанами перешло в ненависть. Беричи точат сабли,
везде садятся на коней. Даже простонародье ловит и убивает одиноких артан,
виданное ли дело! Только сойди с гор! Сойди с гор, и вся страна всколыхнется,
обретя вождя!
Он говорил быстро и жарко, лицо горело чистым огнем, а глаза
сверкали, как звезды. Неграмотный горец, ничего не видевший в жизни, кроме овец
и голых скал, говорил ярко, образно и зажигательно, будто обучался при дворе.
Антланец снова подмигнул Иггельду. Дескать, вот так и ты, дурак дураком при
своих драконах, а когда пришла нужда, то и пылающим маяком станешь, что ведет
заблудившихся в ночи куявов.
Сам он рассылал во все стороны сыновей, а его Болгор и Коман
почти на конный переход держались впереди. Взбудораженный ими народ во всех
городах и селах гудел, как разбуженные пчелы. Люди выходили из домов,
собирались кучками, спорили, радовались, а многие тут же торопились домой,
чтобы первыми сесть на коней и явиться под стяг уже признанного героя.
Еще несколько дней двигались окольной дорогой по узким
горным тропам, одолели два перевала, с десяток быстрых горных рек. Отряд
разросся втрое. Антланец уверял, что настоящее столпотворение начнется, когда спустятся
на равнину. Малыш парил, как горный орел, едва видимый с земли. Иггельд
несколько раз подзывал, торопливо кормил, снова отпускал, не было времени сесть
на загривок и озирать горы, каждую минуту теребят, требуют совета, решений,
указаний, он говорил какие-то слова, сам поражаясь, что его бред слушают,
выполняют да при этом еще не прыгают вниз головами со скал в пропасти.
Сегодня ехали по длинному узкому ущелью, уставшие кони едва
передвигали ноги. Антланец уверял, что когда ущелье кончится, распахнется
простор, там впереди прекрасный тихий городок Любень, отдохнут сами и дадут
отдохнуть коням, а то и вовсе сменят.
Иггельд, уже усталый и чуточку раздраженный медлительностью,
вот бы на драконе, погрузился в думы, что сразу перешли в сладкие и мучительные
грезы. Перед внутренним взором сразу заблистали гневные прекрасные глаза,
раздулись изящные крылья тонкого носа, а губы отвердели, застыли как камень.
– Блестка, – прошептал он едва слышно, – что
мне сделать, скажи?.. Да, я уже знаю твое имя, Пребрана сказала… Нет, я ее
пальцем не тронул! Ведь помогала тебе!.. Пусть даже против меня… Прости,
Блестка, на меня свалилось слишком много, я не готов ни к обороне Долины, ни к
этому вот торжественному схождению с гор, ни… тем более!., к встрече с тобой,
чьим именем у меня начинается день, длится и заканчивается… Нет, я
оправдываюсь, а это недостойно. К встрече с любовью каждый должен быть готов,
пасет ли овец, коней, драконов, князь или тцар – все равно, мы все
соискатели твоей улыбки, твоего взгляда, твоей милости…
