Со спины Малыша хорошо видны бесконечные обозы, все тянутся
к стану, туда же – вереницы груженых коней, повозок, телег, все загружено
битой дичью, птицей, овощами, фруктами. Мясо гонят в лагерь в виде стад коров,
овец, коз, все это кричит, мычит, блеет, воздух дрожит от неумолчного гула, что
достигает небес, Малыш в полете вздрагивает и делает огромные глаза, не
понимая, что творится внизу.
– К шатру! – сказал ему с загривка всемогущий и
всезнающий папа.
Малыш с готовностью наклонил правое крыло, приподнял левое,
ветер пошел обтекать по дуге. Пестрая земля начала приближаться, Малыш уцепился
взглядом за пурпурное пятно. Когда войско разрослось, Иггельд махнул па все
рукой и начал сажать дракона прямо в лагере, слишком далеко, если на окраине.
Да и Антланец настоял, вождь не должен считаться с мнением всяких там пугливых,
вождь, он на то и вождь, чтобы отличаться от остальных, так что пусть у
остальных полководцев только кони, а у верховного – и конь, и дракон.
Народ привычно разбежался, Малыш плюхнулся прямо перед
входом в шатер, огромный, роскошный, да только гребень Малыша на уровне флажка
на шатре, а в длину впятеро больше. Люди закрывались от ветра, поднятого
крыльями, телохранители, тоже отбежав, создали живую цепь и не подпускали
посторонних уже и к дракону.
Иггельд поспешно соскользнул на землю, Малыш повернул к нему
голову, в глазах вопрос: все ли сделал правильно, Иггельд обнял, поцеловал:
– Сейчас тебя покормят, а потом лети…
Антланец подошел, без боязни похлопал Малыша по широкому
лбу.
– Ты чего ребенка гонишь?.. Пусть полежит, отдохнет.
Малыш благодарно лизнул Антланца в лицо. Тот поперхнулся,
закрылся руками. Иггельд сказал язвительно:
– Видишь? Сразу сообразил, что защищаешь. А там,
глядишь, выпросит, чтобы побегать по лагерю, людей попугать, какую-нибудь
конячку сожрякать…
Антланец засмеялся, снова с удовольствием похлопал по
толстой лобовой плите над глазами.
– Да, сообразительный… Военачальники просят собрать
совет. Пора выработать план. Куяба вот она, а еще не знаем,, как брать будем.
Иггельд обернулся: белые стены Куябы красиво и вызывающе
блещут под прямыми лучами солнца. Хорошо видны фигурки на высоких башнях, на
стене их меньше, но не успеешь подступиться, как изнутри по широким ступенькам
взбегут сотни и тысячи артан с длинными копьями в руках. Да и не придется
отпихивать лестницы, здесь по высоте стена такая же, как и в его Долине,
лестницы сломятся под своей же тяжестью.
– Это задача, – согласился он.
– Но ты решишь?
– Решим на совете, – сказал он осторожно.
Антланец оглянулся на пурпурный шатер.
– Красивый, – сказал он, – и красный, что
значит вождевый. Но у Мальвреда просторнее. Соберемся там?
– Да хоть где, – ответил Иггельд бездумно.
К ним подходил Ратша, Иггельд перехватил его
предостерегающий взгляд, но согласие уже вылетело, Антланец принялся
похлопывать Малыша и показывать всем, что и он с драконом дружит, вот тоже
обнимается, вместе даже охотились и чуть ли к бабам не ходили в обнимку, Ратша
же взял Иггельда под локоть, ввел в шатер и сказал негромко:
– Не забывай, ты – вождь.
– Да вроде бы помню, – буркнул Иггельд, – а что?
– Да так, – ответил Ратша. – У нас слишком
привыкли к вольнице, из-за чего артане и бьют постоянно.
– Буду иметь в виду, – ответил Иггельд с
натугой. – Ох, не люблю это…
– Ничего, – утешил Ратша бессердечно, – когда
тебя злят, ты ведешь себя как вождь. В остальное время, правда, тряпка. Хоть
ноги вытирай.
Вечером к его шатру прибыла целая толпа знатных людей,
учтиво приглашали на воинский совет, который он же, оказывается, и собрал. В
шатре князя Мальвреда, где уже собрались и почтительно ждут.
Еще издали Иггельд увидел ярко освещенное красным огнем
место, полыхает смола в бочках, освещая целую площадь с самим шатром в
середине, слышны из-за шелковых стен песни, пьяные выкрики, громкие голоса.
Пышно одетые слуги с низкими поклонами распахнули перед ним тонкий полог, в
лицо пахнуло горячим ароматом изысканных блюд, умело зажаренного мяса молодых
оленей, запахами дорогих вин.
Князь Мальвред заспешил навстречу, Иггельд стоял столбом,
пока князь не взял под руку и не отвел к единственному креслу с высокой спинкой.
Слуга поставил перед ним чашу дивной работы, хотел налить вина, но князь
отобрал кувшин и собственноручно наполнил по самые венцы.
Иггельд увидел, что все взоры обращены на него, не сразу
догадался, что от него ждут, наконец взял кубок с вином и поднялся во весь
рост.
– Выпьем за здравие нашего гостеприимного хозяина!
Он не успел поднести кубок ко рту, как Мальвред крикнул
могучим голосом:
– Никто не выпьет ни капли, пока… не воздадим славу
нашему герою, нашему полководцу. Нашему освободителю! Первую чару – за
него!
Стены задрожали от громовой здравицы. Все стояли со
вскинутыми над головами чашами, чарами и кубками. Иггельд с неловкостью
поклонился, тоже поднял кубок и, стоя, поднес к губам. Все в молчании ждали,
пока осушит до дна, затем, как жаждущие кони, припали к сосудам, и он поверил,
что никто еще не пил, а все сидели и смотрели в полные чаши, ждали его
появления.
Вино вносили в больших кувшинах с запечатанными горлышками,
сразу на столы. Иггельд видел, как вкатили на изящной тележке толстую бочку из
сверкающего серебра. Два юных виночерпия, чистеньких и румяных, ловко двигались
вокруг столов, наполняя быстро пустеющие чаши.
Иггельд уточнил у Мальвреда негромко:
– Это… военный совет?
Князь понял, широко улыбнулся, скрывая неловкость.
– Велика наша земля и обильна, потому при каждом
удобном случае садятся пить и есть, а потом снова едят и пьют. Так уж
сложилось, решения рождаются на пирах тцара и его близких! А уже потом, на
трезвую голову, заново продумывают, что да как сделать лучше. Дорогой Иггельд,
зато всех увидите во всей их дури, спеси, невежестве, отваге, хитрости… Что
трезвые прячут, сейчас на виду. Понаблюдайте, это же ваши люди! На них
опираться. Но лучше сразу прикинуть, на кого можно опереться, на кого только
опустить ладонь, а кого благосклонно одарить улыбкой, но близко не подпускать…
Иггельд положил руки на стол, посматривал на лица
собравшихся, стараясь делать это не слишком явно. Столы сдвинуты плотно, все
сидят тесно, касаясь спинами друг друга, воздух горячий, тяжелая смесь пахучего
масла светильников с запахами жареного мяса, дорогого вина, пота и пряностей.
Все говорят, перебивая друг друга, и чем больше выпито, тем громче и
бесцеремоннее речи, откровеннее жесты, заметнее щель между сказанным и
недосказанным.
