Рядом затопало, солнце заслонила огромная туша, что вовсе не
черная, а с оттенком серо-зеленого. Распахнулась пасть, массивная голова пошла
вниз, Иггельд поспешно перевернулся на живот. Черныш осторожно потрогал его
лапой, Иггельд сказал сердито:
– Брысь, жаба!.. Брысь под корягу!..
Черныш лизнул его в затылок, но это не так интересно,
Иггельд услышал, как над головой фыркнуло, топот начал удаляться, снова
захлюпала вода. Щека лежит на теплой, прогретой, как подушка, земле, перед
глазами на фоне синего неба слегка колеблется трубчатая травинка, по ней
поползло нечто огромное, ужасное, с металлическим отливом на горбатой спине… а
сама травинка не травинка, а огромное дерево, только не дерево, а нечто
волшебное, огромное, неведомое, созданное огромными всемогущими богами, глаз
ухватил движение внутри этой огромной трубы, солнце просвечивает толстые стены
насквозь, из-за чего они как полупрозрачный изумруд, внутри тоже двигаются
тени, сгущения, призраки, привидения, дивные лесные и древесные чудовища…
Стебель, чтобы не переломиться от собственной чудовищной
тяжести и выстоять против ураганов, скреплен через равные промежутки толстыми
кольцами, они наполовину утоплены в стены исполинской трубы, наполовину
выступают валиками, из-за них труба поднимается не строго ровно, а коленами, с
небольшими изгибами.
Он повернул голову, возвращаясь из колдовского мира в свой,
где эти чудовищно огромные трубы волшебных деревьев всего лишь травинки, а он
лежит бесцельно и бездумно, ожидая, пока Озбириш закончит свои дела, вот совсем
близко мелкие остро пахнущие цветочки, с них поднимаются и ползут по небу
растрепанные белые облачка, вот двигается по ромашке чудовищно огромный, раза в
три крупнее Черныша, жук с металлическими надкрыльями, сейчас переберется на
облачко и поедет, погрузив когтистые и крючковатые лапы в белый пух, как в
снег… нет, опять он едва не провалился в колдовской мир, облака очень далеко, а
жук – близко…
Потом плеск прекратился, рядом затопало, на миг все застыло,
на Иггельда обрушился дождь мелких капелек, это Черныш отряхнулся, тут же рядом
вздрогнула земля. Он приоткрыл один глаз, рядом тяжело вздувается огромный,
блестящий от воды бок, чешуйки то раздвигаются, на миг становится видно нежное
розовое мясо, то сдвигаются, задевая одна другую, Иггельд даже слышал хруст,
переходящий в стрекочущий шорох.
Он отвернулся от дракона, вытянулся, разомлевший на солнце,
задремал. Когда открыл глаза, в небе все так же кричат птицы, мелкая букашка
тихонько стрекочет над ухом, в реке целыми стенами взлетает вода выше деревьев
на берегу, мощные удары распугивают зверей в лесу, а оглушенная рыба всплывает
кверху белым брюхом… Наверняка внизу по течению ее спешно хватают птицы, выдры
и прочие мелкие звери. Он скосил глаз, лень даже повернуть голову, посреди реки
страшно кипит вода, а посреди всей этой жути прыгает черный дракон, орет,
глушит рыбу лапами, хвостом, крыльями, хватает пастью, плюется, а его хозяин
лежит на берегу, греется, как кот на солнышке.
Сбоку и сверху надвинулась тень, густой голос пробасил с
добродушной насмешкой:
– Что это он у тебя такой?
Иггельд открыл один глаз, прищурился от солнца, явно
задремал, спросил непонимающе:
– Какой?.. Да играется просто. Ребенок ведь…
Озбириш покачал головой. Ребенок перекрыл все движение по
реке, вверху и внизу придерживают ладьи и груженые шнеки, смотрят со страхом.
Да и рыбы той – что собаке муха.
Черныш увидел возле родителя чужого, мигом выскочил, вытащив
на себе массу воды, что, стекая обратно, размыла на берегу целый овраг,
подбежал, в глазах любопытство и недоверие. Озбириш чуть побледнел, сказал
заискивающим голосом:
– Мы с тобой уже друзья, правда?.. Уже знакомы, я свой…
Иггельд встал, потянулся.
– С делами закончили?.. Обратно?.. Черныш, лежать!.. Ну
и что, если мокрый?.. В полете высохнешь.
Черныш с неохотой лег, оглядывался на такую, оказывается,
восхитительную реку, пока по нему поднимались, соскальзывали, усаживались,
что-то там привязывали, натягивали. Потом он услышал знакомый толчок, но еще
раньше уловил нечто побуждающее встать и начать разбег для взлета.
Озбириш выждал, когда тяжесть отпустила, крикнул Иггельду в
затылок:
– Все уладил!.. У них были, как они считают, уважительные
причины, лодыри… Ладно, я со всеми разобрался. Да и кланяться теперь будут
ниже… Подумать только, на драконе прилетел!.. Раньше только тцаров так возили…
Иггельд усмехнулся: в самом деле, одно дело – сами
наездники, они такие же воины, как и пешие или всадники на конях, но чтобы вот
так перевозить человека с места на место – это позволялось только тцару
или тем, кого он пошлет. А он, Иггельд, не состоит на службе, он не выращивал
своего дракончика на деньги тцара или какого-нибудь клана, так что он с ним
свободен. И волен зарабатывать так, как изволит.
Глава 8
Озбириш велел садиться прямо во дворе его исполинского
поместья, Иггельд поколебался, но если что не так, отвечает Озбириш, направил
Черныша на середину подворья. Народ разбегался с криками, заметались
всполошенные куры. Озбириш слез, крякнул довольно, велел:
– Жди, я мигом!
Он сам вынес мешочек с золотыми монетами, пожелал удачи.
Черныш проводил голодными глазами толстую свинью, что металась в загородке,
шумно вздохнул, опалив ноги Озбириша горячим воздухом.
– Если понадоблюсь, – сказал Иггельд, принимая
деньги, – только свистните!
– Еще как понадобишься, – ответил Озбириш.
– Спасибо!
– Эт тебе спасибо. И что такого дракона вырастил, и что
сам… тоже ниче вырос.
Черныш прыгнул в воздух, бодрый и свежий, будто вовсе не
летал только что с двумя всадниками почти на другой конец Куявии. Засвистел
встречный воздух, крылья шлепали часто, с каждым толчком тело тяжелело, на
земле все уменьшилось, потом вдали показались горы, медленно поплыли навстречу,
а потом появились и знакомые пики, за которыми укрывается самая высокогорная из
долин.
Черныш красиво сделал полукруг, зашел против ветра и
опустился прямо напротив пещеры, не пробежав и шага, все четыре лапы как будто
прилипли к земле. Крылья медленно стягивались на спину, он гордо и настороженно
осматривался, красиво вырезанные ноздри раздувались и схлопывались, ловили
запахи, определяя: не было ли за время отсутствия чужих?
Иггельд не отпустил, внимательно осмотрел, даже распахнул ему
пасть и посмотрел язык. Черныш дышал учащенно, бока ходят ходуном, язык
высунул, ноги стоят ровно, глаза открыты широко, нос влажный, а когда с горы с
легким шумом покатился камешек, тут же повернул голову и посмотрел в ту
сторону.
Здоров, подумал он с облегчением. Заболевший или сильно
утомленный дракон сразу бы лег, закрыл глаза. Нос сразу же стал бы сухим и
горячим.
