– Сегодня ты молодец, – сказал он искренне. –
Мы заработали себе еды на полгода, а главное – показали себя! Иди сюда,
свиненок, почищу ухи.
Черныш в восторге взвизгнул, брякнулся на землю так
поспешно, что та загудела, вытянул шею, умостив морду на коленях папочки, и в
ожидании неземного блаженства закрыл глаза. Больше всего он обожал, как и все
драконы, чтобы ему чистили уши. Но другим драконам это почти не перепадало,
зато Чернышу везло сказочно: Иггельд чистил и осматривал его каждый день. Со
шкурой проще, еще Апоница дал пару жестких щеток для чистки драконов, а вот
чтобы чистить уши, пришлось придумать свои собственные приспособления.
Сейчас Черныш поскуливал от счастья, чуть-чуть поворачивал
голову, указывая, где прижать сильнее, где залезть глубже, где поскоблить
стенку. Иггельд вытаскивал комочки серы, самые крупные даже показывал Чернышу,
тот делал большие глаза, ужасался и снова нетерпеливо повизгивал: чисти, чисти
еще! Скобли сильнее! Там грязи еще много!
На следующий после полета с Озбиришем день он с утра выволок
упирающегося Черныша из пещеры, осмотрел, похлопал по морде.
– Просыпайся, просыпайся!.. Мир так велик, а ты –
в пещеру. Дракон ты или не дракон? Вот я – дракон! А ты что-то вроде
дохловатой жабы.
Черныш шумно зевнул, почесался задней ногой за ухом,
получилось шумно, но плохо, едва не упал и с укором посмотрел на папочку.
Иггельд надел на него сбрую, закрепил, вчера снова пришлось добавить большой
кусок ремня, да и на этом будет появляться каждую неделю по новой дырке,
ребенок растет не по дням.
Захватил мешок, Черныш терпеливо ждал, пока наверху
топтались, дергали за гребень, наконец сверху донесся решительный голос:
– Взлет!.. Драконы мы или не драконы?
Черныш повернулся и понесся навстречу ветру. Вообще-то он
мог теперь взлетать и без разбега: мощные лапы с такой силой выстреливали тело
вверх, что даже крыльями успевал ударить без всякой спешки, с красивой ленцой
полного сил и здоровья зверя, но нравилось именно ринуться навстречу когда-то
пугавшему ветру с такой яростью, что тот испуганно прижимался к земле и покорно
начинал поднимать его даже просто так, еще не видя выпростанных крыльев.
Сейчас Черныш красиво и мощно несся над близкими пиками,
вершинами, нарочито снижался и проносился по ущельям, иногда настолько узким,
что проскальзывал, либо собрав крылья, либо развернувшись наискось. Иггельд
пригибался, распластывался на спине, чтобы кончики гребня выступали дальше, чем
его голова, Черныш каким-то образом чует расстояние, ни разу не задел гребнем,
хотя не раз проносился на огромной скорости на расстоянии ладони от гранитной
стены.
Потом горы кончились, далеко внизу потянулась бесконечная
зелень, перемежаемая желтыми пятнами песчаника, синими венами рек и голубыми
глазами озер. Иногда он замечал широкие черные полосы, дважды видел
поднимающийся дым: горит лес, в одном месте даже посверкивают оранжевые язычки
огня. Черныш от избытка сил забирался все выше, наконец даже облака теперь
проплывали внизу, белые, плотные, похожие на засыпанную снегом землю. А в
разрывах все та же изумрудная зелень, – лето в разгаре. Потом облака
кончились, воздух начал свежеть, хотя и так свеж донельзя, но в нем появилось
нечто новое. Черныш тоже ощутил, Иггельд видел по задвигавшимся ушам, по
изменениям, которые научился улавливать всей кожей, а истолковывать тоже не
умом, а чувствами. Как и Черныш уже понимал его еще до того, как он стучал по
спине или подавал команды голосом.
Если раньше он не мечтал, что легко взлетит, то сейчас
страшился подумать, как сажать дракона на ревущее плато. Старые дракозники
рассказывали, как непросто сажать боевых драконов на побережье, там ветер с
моря бросает о скалы, вертит этих могучих зверей, как щепки в водовороте
горловины Черных скал, как лопается от напряжения кожа на руках и срывает
ногти. А страшные, как смерть, ураганы за Перевалом? А жуткий ветер с Севера,
что смешивается с раскаленным подземным вихрем, что вырывается из Красного
разлома, а затем сметает на своем пути караваны, дома, селения?
Далеко впереди показалась серая полоска с примесью синевы,
не успела приблизиться, как облачко ушло, туда упали солнечные лучи, серая
поверхность стала зеленовато-голубой. Черныш от неожиданности перестал махать
крылами, провалился, тут же застучал ими по воздуху чаще, от любопытства даже
шею вытянул, стремясь достичь невиданного чуда как можно скорее, вот прямо
сейчас обнюхать, лизнуть и потрогать лапой.
Иггельд постучал по загривку.
– Снижаемся, Чернулик!.. Снижаемся.
Дракон послушно шелохнул крыльями, встречный ветер начал
мягко отжимать к земле. Зелень внизу превратилась в траву, а потом и вовсе в
крошечный лес, исчезла, сменившись настоящей травой, затем некоторое время шел
песок с редкими вкраплениями деревьев, под Иггельдом пробегала волна, будто
Черныш вздрагивал или ежился, крылья застыли, медленно опуская к поверхности.
– Еще… – приговаривал Иггельд, – еще… Во-о-он
у тех деревьев и садимся!
Черныш, гордый, что все понял и может выполнить в точности,
красиво растопырил крылья, а когда поравнялся с деревьями, резко изменил угол,
выставив их, как паруса. Затрещали мышцы, крылья под напором воздуха подались
назад, но могучие мускулы выдержали, Черныш остановился как вкопанный. Лапы
коснулись земли, но тут сам Черныш испортил образ могучего и сурового дракона,
взвизгнув и откинувшись назад так, что не просто сел на зад, а едва не упал
через голову, словно доносящийся спереди могучий неторопливый грохот с силой
толкнул в грудь.
В трех шагах вниз опускается земля, там крупные блестящие
камни, похожие на снесенные яйца, только черные и серые, а размером с баранов,
которых он так хорошо наловчился хватать на склонах гор, а на них с шумом
набегают волны… Но какие! Высотой ему до середины лапы, толстые, тяжелые,
каждая с белым гребешком пены, а от удара, с которым обрушиваются на землю, та
вздрагивает, покряхтывает, мелкие камешки со стуком колотятся о крупные валуны,
вода прозрачнейшая… и как ее много!
Иггельд без страха спустился к этой странной воде, воздух
свежий, соленый, влажный, что озадачило Черныша еще больше, глаза как блюдца,
ноздри прямо трепещут, уши ловят каждый звук, к воде пошел медленно, опасливо,
поджимая шипастый хвост между задних лап.
Земля под его грузным телом слегка подвинулась по склону, и
перепуганный дракон тут же бегом, потешно вскидывая зад, вернулся наверх и там
опасливо выглядывал из-за дерева.
– Ко мне, – сказал Иггельд. Повторил
нетерпеливо: – Ко мне, трус несчастный!.. Кому говорю?
Черныш боязливо выдвинулся, в глазах укоризна, вздохнул и
начал спускаться по склону, под ноги не смотрел, глаза с испугом исследовали
огромную массу воды. Иггельд посмотрел на море, на дракона, снова на море. Ему
это бесконечное вместилище воды тоже кажется единым живым зверем, душа замирает
в трепете и смятении, в осознании своей малости, ничтожности перед этим
величием, так понимает его душа, у Черныша такая же, но, в отличие от дракона,
человек наделен способностью понимать: это просто вода, много воды, а если это
и зверь, то зверь, что не замечает ни людей, ни драконов, ни плавающих по нему
кораблей: все слишком мелкое, чтобы заметить.
