– Ко мне, – повторил Иггельд. Он вошел по колено в
воду, зачерпнул воды, плеснул в лицо, хотя совсем не жарко после полета над
облаками. – Иди сюда, трус!.. Реку освоил? Теперь учись купаться в море.
Черныш боязливо потрогал лапой воду. Набежавшая волна
ударила в камень, разбилась и достала брызгами настороженную морду дракона.
Черныш снова отпрянул, но не убежал, только поднялся на задних лапах, оберегая
морду от напавшей на него злой волны.
– Ну что за трус, – сказал Иггельд. – Всем
говорю, что ты не трус, а только осторожный… но ты трус, да? Признайся,
трусенок…
Черныш взвизгнул и снова пошел в воду. На этот раз решился
войти по колено, стоял так, дрожа и задирая хвост, чтобы злая вода не укусила,
в глазах твердая решимость выстоять еще целую минуту, не убежать, не поддаться
панике, ведь обожаемый папочка ходит себе, уже скрывшись в этом страшном до
пояса, но ему можно, он все умеет и ничего не боится, это его все боятся…
Иггельд приблизился, поплескал водой, Черныш вздрагивал и
закрывал глаза, а голову пугливо отдергивал.
– Это море, – повторил Иггельд счастливо. –
Понимаешь? Море… Я тоже первый раз вижу море. Я даже больших рек не видел, а
мы, пока летели, три или четыре видели внизу. А теперь – море… Чернышуля,
мы же с тобой молодцы!.. Еще никто из небесных наездников не добирался до моря.
Во всяком случае, вот так, за один перелет.
Он развязал мешок, сам поел и скормил Чернышу весь хлеб и
сыр, Черныш все еще выглядел ошалелым от вида такого количества воды, но и
ошалевший, осмелел настолько, что все порывался перелететь на тот берег этой
удивительной реки, глаза выпучивались от безмерного изумления.
– Побываем и там, – ответил Иггельд на молчаливый
вопрос. – Не может быть, чтобы там не было дивных сказочных стран… Хотя
нет, стран там быть не может, на свете есть только три страны: Артания, Куявия
и Славия, а остальные, даже Вантит, только земли, где живут дикари, где
великаны сторожат в пещерах несметные сокровища… где неведомые звери, дивные
птахи, чудо-юды рыбы, где песок под ногами из чистого золота, а на деревьях
орехи растут размером с яблоко… Везде побываем!.. Везде побываем, Чернулик!
Он лег на песок так, чтобы вода накатывала на ноги, отдался
странному чувству, когда можно вот так лежать, впитывать всем телом солнечные
лучи, наполняться запахами огромного мира и медленно созревать для большого,
великого.
Черныш то прыгал в воде, пытался ловить рыбу, то взлетал и
делал широкие круги, всматриваясь сверху. Иггельд понаблюдал за ним, драконы
видят в тысячи раз лучше человека, но это в воздухе, а что зрит через толщу
воды, если так же, как и здесь, то какие же чудеса открываются его взору…
Остальное время Черныш парил над ним, распустив крылья, как
огромная уродливая летучая мышь. Черная угловатая тень изломанно скользила
взад-вперед, иногда становилась четче, это дракон приближается к земле, затем
медленно увеличивалась в размерах, очертания слегка размывались – видать,
нащупал рядом восходящий поток и забирался все выше и выше.
– Теперь будем летать и сюда, – сообщил ему
Иггельд. – Понял?.. А какая здесь рыба водится крупная… и вкусная…
Черныш грузно приземлился рядом. В глазах и на морде
полнейшее доверие и почтение, что Иггельду стало стыдно, пробурчал с неловкостью:
– Ну, наверное, вкусная…
* * *
Черныш все еще рос, шкура покрывалась роговыми чешуйками,
что оказались прочнее закаленной стали. Крылья удлинились, теперь Черныш
взлетал с легкостью даже с тремя мужчинами на спине, однажды Иггельд посадил
пять человек, сделал большой круг над Долиной Драконов, показал всем неплохую
скорость, затем посадил Черныша прямо на городской площади.
Теодорик, Хота Золотой Пояс и другие отцы города смотрели
хмуро. Как опытные смотрители драконов, может быть, и радовались, но этот
молодой бунтарь слишком уж нарушает установленные правила. У них все нацелено
на то, чтобы драконов выращивать могли много, чтобы выращивать удавалось разным
людям, а этот Иггельд со своим чудо-драконом – всего лишь исключение,
другим повторить такое не удастся, но молодые дураки этого не понимают, уже
бурчат, что в городе все не так. Надо по-другому… Хотят и на печи лежать, и
чтоб драконы у них получились не хуже, чем у этого помешанного!
Иггельд смотрел на проплывающие внизу горы, вспоминал весь
трудный путь, который прошел за все эти тяжелые годы, Черныш несся легко и
стремительно, ни один дракон не догонит, теперь Иггельд не мыслит сидеть так,
как сидел в первые разы, пронизывающий ледяной ветер поднебесья мигом
проморозит до мозга костей, теперь всегда в плаще, завернувшись по самые глаза…
Качнуло, Черныш пошел вниз. Там среди гор показался Город
Драконов, Иггельд в очередной раз подумал об удивительном чутье Черныша, всегда
улавливает его желания за минуту до того, как он скажет. А сейчас и вовсе как
будто заранее знал, куда они летят.
Город укрупнился, приблизился, котлованы с драконами уползли
к стене гор. Иггельд сделал два круга над домом Апоницы, привлекая внимание.
Если не выйдет, то придется лететь в сторону котлованов, хотя не хотелось бы
впечатлительному Чернышу показывать эти темницы, иначе не назовешь, для его
собратьев. Раньше никогда так не думал, а сейчас это сравнение навязчиво лезет
в голову.
Из дома торопливо выкатилась во двор приплюснутая фигурка,
отсюда они все приплюснутые, закинула голову. Иггельд увидел довольное лицо
Апоницы.
– Вниз, Черныш, – велел он, и дракон снова пошел
вниз на секунду раньше, чем Иггельд открыл рот. В следующий раз, мелькнула
мысль, буду приказывать мысленно. Соберусь что-то сказать, но… смолчу. Тоже
выполнит? – Переведем дух, поедим…
Ветер заревел в ушах, трепал волосы, сердце словно бы
оторвалось, никак не привыкнет к такому вот словно бы падению, сколько бы вот
так ни падали, ни разу не стукнет, ждет в ужасе, но Черныш растопырил крылья,
принимая удар, те затрещали, а сердце застучало часто-часто, наверстывая за
пугливое молчание.
Крохотные домики выросли, разбежались в стороны, как
вспугнутые куры. Лапы Черныша ударились о твердую землю. Иггельд ощутил сильнейший
толчок снизу, тело стало таким тяжелым, словно он снова лежал в жару и не мог
поднять руки, тут же все прошло, а уже совсем не снизу донесся бодрый голос:
– Это что, обучаешь скоростной посадке?.. Лихо, лихо!
Но в голосе звучало и осуждение, возвращая слову «лихо»
первоначальное значение. Иггельд сбросил ремни, соскользнул по гладкому, словно
отполированный панцирь, боку. Руки Апоницы подхватили, как будто Иггельд снова
стал тем подростком, которого учил и наставлял старый наездник.
Иггельд смотрел на него сверху, возвышаясь почти на голову,
обнял, в самом деле ощутив на миг себя ребенком, спросил:
– Может быть, все-таки мне опускаться где-то за
городом?
Апоница отмахнулся.
