Сегодня артанин дрался отчаянно, а когда Ратша навалился и
прижал к земле, он ухитрился вытащить из-за пояса нож, Ратша успел перехватить
за кисть, сжал, артанин захрипел, дернулся и навалился грудью на острие.
– Не взять… – прохрипел он люто, – подлым
грязным свиньям… вольного сына…
– Дурак, – сказал Ратша с сердцем.
– Не быть артанину… рабом… – прошептал тот.
Ратша оставил его, поднялся, лицо хмурое, огляделся. Артанин
смотрел победно, молодой и красивый, с хорошим размахом плеч, бронзовотелый,
лицо быстро бледнело, изо рта широкой струйкой хлынула кровь. Он силился
сказать еще что-то, но дернулся и застыл, глаза смотрели в небо, коричневые,
как поспевшие желуди.
Иггельд суетливо вытянул голову, даже привстал на цыпочки.
– Сюда скачут, – напомнил он тревожно. –
Справа… и тот, что слева! Что будем делать?
Ратша сказал зло:
– Нам нужен пленник!.. Князь Брун велел дознаться:
думают ли артане останавливаться? Чего хотят? О чем говорят рядовые артане?
– Понятно, – торопливо сказал Иггельд. –
Черныш!.. Охраняй!.. Понял? Охраняй!
Дракон завизжал от счастья, сейчас он покажет, как любит
своего папочку, и сделает все, чтобы тот его похвалил, вскочил и сам понесся на
ближайшего всадника. Тот не успел уклониться, Черныш ударил всем телом, конь с
поросячьим визгом опрокинулся на спину, всадник вылетел из седла, а Черныш
подпрыгнул, в воздухе растопырил крылья, Иггельд не поверил глазам, когда
Черныш просто на месте сделал невероятнейший поворот, почти кувырок, и в три
могучих рывка крыльями, от которых на земле началась буря, оказался над тем
героем, что со вскинутым топором в руке мчался с другой стороны.
На этого Черныш просто обрушился сверху. Никто даже не
вскрикнул, только жутко затрещали кости. Иггельд и Ратша бегом оказались над
артанином, которого Черныш выбил из седла, тот лежал на спине, раскинув руки,
веки опущены, красные ссадины на щеке, плече, содрана кожа с локтя.
– Жив, – определил Ратша. – Повезло!
Он быстро и жестко связал артанину руки и ноги, тот медленно
приходил в себя, дернулся, открыл глаза. Иггельд сказал торопливо:
– Ратша, сюда скачут еще!.. Заканчивай!
– Зови свою жабу с крыльями, – велел Ратша.
– Черныш! Ко мне!
Дракон тут же оставил расплющенные жертвы, в два прыжка
оказался перед Иггельдом. Глаза с любовью и обожанием уставились в лицо
папочки. Хвост усердно молотил по земле, оставляя глубокие вмятины.
– Молодец, – похвалил Иггельд. – Очень
хорошо! Я тебя люблю… Нет-нет, сиди!.. Перестать лизаться. А теперь лежать!
Они быстро затащили связанного пленника на спину, Иггельд
сказал торопливо:
– Взлет!..
Ратша проворчал:
– Мы бы и этих так же просто… А твоя жаба так и вовсе
разгонит целое войско.
– А что толку? – спросил Иггельд тоскливо.
– Врага надо бить везде, – сообщил Ратша. –
Не знал?
– Все равно всех не перебьем, – ответил Иггельд
хмуро. – Они же идут широким потоком. Отвезем этого к князю, а тот пусть
думает, как воевать…
Черныш в два прыжка оторвался от земли, могучие крылья
широкими толчками подбрасывали к небу, земля уходила вниз, проваливалась.
Пленник затих, брыкаться перестал, лицо стало бледным. Ратша бросил его через
хребет лицом вниз, придерживал небрежно, пленник видел далеко внизу
уменьшившийся лес, совсем узенькую реку, а потом поднялись в туман, влажный и
липкий, пробили, оставив удаляться, и пленник застонал от страха, поняв, что
этот туман – облака, на которые он всегда смотрел с земли как на нечто
недосягаемое!
Черныш поднялся на ту высоту, когда слой облаков остался
внизу, дальше пошел ровными неспешными толчками. Если бы не встречный ветер,
казалось бы, что застыл на месте, так далеко внизу медленно двигалась земля.
Еще в первые пару лет Иггельд учил Черныша выходить ночью и
бегать по Долине, потом учил взлетать и даже летать при ярком лунном свете.
Черныш сперва трясся, пугался всего, но со временем привык, только чаще
обычного посматривал на папочку: не боится ли? Нет, не боится, значит, можно и
ему не бояться. Тем более что в темноте видит хоть и намного хуже, чем днем, но
все же лучше любимого и обожаемого родителя.
Сейчас это пригодилось, он несколько раз, обнаружив
расположившихся на ночь артан, среди ночи опускался прямо на главный шатер,
Черныш страшным ревом и ударами могучих лап и хвоста сеял панику. А они с
Ратшей выхватывали ошалелого предводителя, Черныш тут же прыгал в черное небо,
и они пропадали с глаз. Иггельд мечтал похитить так самого Придона, но тот
никогда не ночевал посреди войска, всегда, по рассказам пленных, несся с одной
из групп разведчиков, неотличимый от простых воинов.
– Тогда нам повезло, – буркнул однажды
Ратша. – Если честно, то с Придоном нам не совладать…
– Уверен?
– Уверен, – ответил Ратша серьезно. –
Говорят, он стал не то бессмертным, не то что-то еще получил от богов. И еще
говорят, нет на земле героя… или даже толпы героев, что выстояли бы против
богоравного Придона!
Иггельд хмурился; сейчас, когда все удавалось так легко, не
верилось, что кто-то может выстоять, остановить, даже взять верх. Хотя, если
честно, он помнит еще того Придона, прежнего, который только шел за мечом, и то
по спине проходила дрожь. Такие не часто рождаются среди людей, в нем силы и
ярости на всю Артанию с Куявией вместе, и горе даже богу, что попробует
загородить ему дорогу…
– Посмотрим, – ответил он уклончиво.
Ратша усмехнулся.
– Тебе мало, что артане тебя самого уже называют Ночным
Драконом?
– Это Черныша, – слабо возразил Иггельд.
– Тебя, тебя!.. Черныш что, для артан это просто конь с
крыльями. Нет, даже ящерица. А вот твоим именем уже пугают народ.
* * *
Во дворце князя Бруна, для которого они захватывали
пленника, их сразу провели в главный зал. Иггельд и Ратша озирались по сторонам:
в таких пышных местах еще не бывали. Палаты вполне могут поспорить с залами
куябского властелина. Поговаривали, кстати, что даже по размерам здесь дворец
поболее, еще дед Бруна начал тягаться с тогдашним тцаром.
В большом зале, что вполне мог быть тронным, в самом деле на
возвышении кресло с высокой спинкой, точная копия трона Тулея. Ступеньки
покрывал дорогой бархат, спинка и поручни кресла блистают золотой отделкой.
Ратша хмыкнул, его быстрые живые глаза сразу отыскали на вершине спинки кресла
золотого кабана, знак рода Брунов. Раньше этого не было, всего лишь кресло, но
сейчас издали его вполне можно принять за трон. Да и чем золотой кабан хуже
золотой лани – герба Тулея?
Иггельд полагал, что им придется долго ждать, но провожатый
умело лавировал в толпе, ухитрившись никого не задеть, в то время как
задиристый Ратша нарочито расставлял локти; так прошли через зал, небольшой
коридор, миновали двух огромного роста стражей, небольшая дверь с эмблемой
золотого кабана открылась без скрипа.
