Взгляды присутствующих посерьезнели, все смотрели поверх
головы Ратши в сторону входа. Там на пороге стоял немолодой уже человек в
голубой одежде с цветами и знаками дома князя Бруна, Иггельд видел его мельком,
когда их вели по княжеским палатам, запомнил только потому, что все привык
запоминать, иначе бы не выжил, и сейчас сразу узнал, поднялся, устремив на него
взор. Человек кивнул, поклонился издали.
Ратша оглянулся, спросил сиплым голосом:
– Чего тебе?
– Князь просит к нему, – ответил посланец ровным
бесцветным голосом вышколенного слуги. – Нет, не вас. Только доблестного
Иггельда.
Просит, мелькнуло ошеломленное в голове Иггельда, не велит.
Чересчур высоко, даже страшновато. Он поднялся, чувствуя, как заныло под
ложечкой в предчувствии неприятностей…
– В полевой стан? – спросил он.
– Нет, – ответил посланец и снова
поклонился. – Князь все еще во дворце.
– Я переоденусь…
– Князю это неважно, – сказал посланец мягко, но с
настойчивостью в голосе. – Вы не голый, уже хорошо.
Ратша хлопнул Иггельда по спине.
– Иди! Краше тебя нет воина во всем куявском войске!
Какие еще переодевания? Сдурел?
Иггельд поежился, а Ратша проводил его долгим взглядом и
подумал, что в самом деле этот молодой повелитель драконов блистает суровой
мужской красотой, ростом и могучей статью. Да и одет добротно и с достоинством,
тонкий стан перетягивает удивительно узкий поясок, а меч, подаренный гномами,
держится на широкой перевязи из шкуры горного льва. Рукоять меча мрачно
отсвечивает множеством рубинов зловещего оттенка, с таким не стыдно входить во
дворец, никто не сочтет нищим.
Еще он заметил, что когда Иггельд поднялся из-за стола, на
него поневоле подняли глаза все в корчме, а девушка-служанка покраснела как
маков цвет и порывисто вздохнула. Бедолага, подумал Ратша сочувствующе. Пока
что у него в голове одни драконы, но когда-то придет тот миг, когда священная
дурь ударит в сердце, подчинит голову, душу и все мысли. Когда-то… Хорошо бы,
чтоб еще не сегодня.
* * *
Посланец проводил Иггельда через все залы, на них
посматривали с живейшим интересом, Иггельд чувствовал на себе любопытные
взгляды, слышал, как шепотом произносят его имя. Таких, кто пользовался его
услугами, мало в этом доме, но по всей Куявии слышали дивные рассказы о
человеке, за которым огромный дракон бегает, как преданный щенок, и теперь
Иггельд даже видел, как украдкой указывают пальцами, хихикают, что-то
пересказывают скороговоркой.
У дверей личных покоев князя посланец остановился,
прислушался, постучал, снова прислушался. Ответа Иггельд не уловил, но посланец
распахнул двери и отступил. Когда Иггельд сделал шаг, двери за его спиной
неслышно закрылись, они с князем остались одни.
Брун стоял у стола, опершись обеими руками в столешницу, и
разглядывал карту, словно Иггельд отлучался на минуту. На скрип двери поднял
голову, Иггельд заметил с горячим сочувствием, насколько осунулся Брун за эти
два дня, словно не пил и не ел или же его терзала тяжелая болезнь. Только
складки у твердых губ стали глубже, резче, а глаза смотрели все так же остро,
пронизывающе.
– А, повелитель драконов, – сказал он усталым
голосом. – Ты быстр, как и твои драконы… Как ты?
– Готов на любое деяние, – твердо сказал
Иггельд. – Только прикажи, княже!
– Да, пришло время приказывать… – ответил князь в
задумчивости и, как показалось Иггельду, в некотором колебании. – Страшное
время приблизилось, вот оно перед нами… Ты готов к испытаниям?
По телу Иггельда прошла сладкая дрожь. Он сказал с чувством:
– Проверь меня, княже!
– Ты уверен, что если будет достаточно средств, –
спросил Брун, – то сумеешь подготовить десяток боевых драконов?
– Что десяток, – ответил Иггельд горячо, – я
смог бы и полсотни, но не теперь, сейчас у меня в Долине только семеро боевых
драконов. Были бы люди, еда, деньги – будут и драконы!
– Все это будет, – прервал князь. Брови его все
еще сшибались на переносице, глаза не то чтобы отводил от Иггельда, но как
будто старался с ним не встречаться взглядом. – Моей волей сегодня же туда
начнут переправлять все необходимое. А людей сам отбери! Сколько назначишь им
платы, столько и будет. Я тебе верю.
Иггельд прошептал растроганно, в глазах защипало:
– Спасибо, княже…
– Не за что.
– Ты сделал с легкостью то, хотя я и не просил, в чем
другие отказывали напрочь!
Князь отмахнулся.
– Не о себе радеем, а токмо о пользе для отечества. Но
и с тебя спрос теперь поболе, чем с простого смотрителя драконов, понял?
– Конечно, – ответил Иггельд быстро, – но
дерзну сказать, что я давно готов. Я знаю и умею больше, чем многие из тех, кто
состарился с драконами. Мне такое говорить неловко, но дело пострадает, если я
буду умалять свое умение…
– Знаю, знаю, – перебил князь нетерпеливо. –
С тобой сколько человек?
– Здесь со мной только один. – Иггельд чуть
удивился таким поворотом разговора, добавил: – Правда, над нами парит мой
дракон, а он в бою стоит многих сильнейших воинов. Еще там, в моей Долине, я,
помимо простых латников, могу выставить и двенадцать горных великанов. Они
крепкие, как скалы! Каждый в бою стоит сорока воинов.
– Это хорошо, – ответил князь. – Сейчас
настала тяжкая година… Уже говорил? Просто у меня из ума это не идет, а с души
не спадает камень Сейчас мне до зарезу нужен каждый верный человек. Будешь мне
верен, получишь не только вотчину в Светлолесье, но и все междугорье в полное
владение!
Иггельд возразил горячо:
– Да разве я за вотчину…
Князь остановил его нетерпеливым движением руки:
– Погоди, ты прям как артанин: гордость из тебя
фонтанит! Я не сомневаюсь в твоей верности Куявии. Но этого сейчас мало. Когда
такой разброд и шатания, то под верностью можно понимать что угодно. Я хочу,
чтобы ты был верен мне, лично мне! Понимаешь? Верность – это не слепая
вера и преданность, а вера в то, что я все делаю правильно. И потому идешь со
мной. В огонь и в воду, но ведь и я сам иду в огонь и воду, а не посылаю других
впереди себя!
– Понимаю, княже…
Князь сказал отрывисто:
– Я прожил немало, умею видеть людей! Ты не только
силен, но в тебе есть умение руководить, создавать, вести за собой. Ты из голой
заброшенной долины высоко в горах сделал Долину цветущей жизни, а что ты
сделаешь, когда станешь правителем большого края?
Иггельд молчал, чувства теснились в груди, едва не
взламывали изнутри. Когда он станет правителем целого края, не будет зависеть
от поставок еды и денег, велит посылать в горы столько, сколько сам сочтет
нужным. Под его властью будет огромный цветущий и богатый край внизу, у
подножия гор, и в то же время останется под его теперь уже могучей рукой
ставшая родной Долина Грез…
