В комнате воцарилось тягостное молчание. Ратша побагровел,
силился что-то сказать, Иггельд предостерегающе сжал его колено. Ратша с шумом
выдохнул, поднялся. Все повернули головы, а Брун спросил резко:
– Не нравится наше вино?
– Не нравятся эти речи, – отрубил Ратша. Иггельд
поднялся, сжал его плечи и потащил к выходу. Ратша сказал с болью: – Я не
великий военачальник и не могу одним взглядом охватить все нужды страны, но я
вижу… я вижу…
Брун стиснул челюсти, смотрел вслед тяжелым взглядом.
Ничего, придет время, обоим припомнит эту выходку, когда вот так ушли, не
спросили позволения, с его малого совета, куда он изволил допустить самых, как
он считал, верных. И так их мало, очень мало. Очень осторожно он начал
подбирать ключи к тем, кто обладал какой-то силой, и к некоторым подобрать
сумел. Но были и промахи. Неожиданное сопротивление оказал Мальвред, совсем
старик, давно уже не бравший в руки меч. Он обладал не столько воинским умением
или могуществом, но унаследовал огромное состояние, так вот везде говорят, что
Мальвред велел из всего золота и серебра чеканить монеты, сейчас набирает
войско, закупает оружие, доспехи и коней. Дошло до того, что он все ценные
вещи, захваченные предками в прошлых войнах, велел продать и на вырученные
деньги закупает одежду для войска, шатры, повозки…
Брун, человек умный и до мозга костей куяв, подозревал
хитрость: ни один куяв не пойдет на такие жертвы. Нет, за отчизну многие готовы
идти в бой, проливать кровь, но чтобы распродавать богатства, что копились
столетиями, – это уже чересчур. Он долго пытался понять, что же задумал
Мальвред, слишком стар и умен вельможа, пока не дошли слухи, что слава
Мальвреда выросла до таких размеров, что уже затмевает героев прошлых войн
Голотука, Войдака и Казидуба. И тогда князь решил, что раскусил Мальвреда.
Раздав все накопленные им самим богатства и все сокровища предков, он завоевал
такую славу и уважение, что стал чуть ли не святым. Под его знамя начали
стекаться все, кто все еще надеялся остановить артан. По слухам, даже
отъявленные разбойники раскаивались, видя такое самопожертвование, приходили и
склоняли головы, говоря: либо руби наши головы, либо прими в войско и дай
умереть за отечество. Раздав золото, из которого можно бы сложить небольшой
холм, теперь он с легкостью может собрать целую гору из драгоценных камней и
золота. Хитрый и умный ход прожженного вельможи, искушенного во всех тонкостях,
прекрасно знающего, как управлять толпой, будь в ней простолюдины, беры или
высокорожденные!
Но дело сделано: под знамя Мальвреда стекались беры,
вооруженные простолюдины, беглые каторжники, шли волхвы, колдуны, опытные воины
и совсем зеленые новички, тайком из войск Бруна уходили одиночки и целыми
отрядами, были случаи, когда на сторону Мальвреда становились признанные
военачальники и уводили с собой людей, но больше всего поразило Бруна и ввергло
в уныние, что двое из его родни, и даже сын Улнак, которым он верил как себе и
которых он посвятил в далеко идущие планы, отреклись от него и просили
Мальвреда принять клятвы верности.
* * *
Иггельд вытащил Ратшу за двери, тот тряс головой и смотрел
по сторонам очумелыми глазами. Выпитое вино наконец-то ударило в голову, он то
обмякал в руках Иггельда, то начинал орать и все порывался вернуться с оружием
в руках во дворец и плюнуть князю в морду. В предательскую морду, как он
повторял все время.
– И что это нам даст? – спросил Иггельд горько.
– Да при чем тут даст! Он же гад…
– Уже вижу, – прервал Иггельд. – Пойдем,
Черныш уже заждался. Вернемся в то место, где не предают.
Ратша не стал спрашивать, что это за место, угрюмо потащился
сзади. Они вышли за город, но в синем небе Иггельд не увидел знакомого
крестика, сердце тревожно екнуло. Ратша молча указал на заросший кустарником и
бурьяном овражек, там что-то сопело и чавкало.
Черныш лежал на самом дне, притоптав траву и кусты, перед
ним торчал кверху окровавленными ребрами коровий бок, но Черныш отвернулся и
даже глаза прикрыл широкой лапой. На морде горькое выражение, что вот назло
всем и умрет здесь, заморит себя голодом, чтобы все увидели и чтоб родитель
увидел, что нельзя его оставлять так надолго и что он – хороший и
послушный, не бросился искать его всюду, лежит вот и помирает от горького горя,
вот уже совсем немного осталось до неминуемой смерти от недоедания и тоски…
Черныш не почуял их или сделал вид, что не почуял, пока не
затрещали под ногами сухие веточки. Ратша поспешно отпрыгнул, а умирающий
дракон одним гигантским прыжком, даже не распахивая крылья, оказался перед
Иггельдом, завизжал, захрюкал, даже гугукнул, подражая филину, длинный горячий
язык с чмоканьем проломился через защиту из выставленных навстречу рук и лизнул
долгожданного родителя в лицо.
– Я тебя тоже люблю, – ответил Иггельд с
чувством. – Только ты никогда не предашь, только в тебе уверен…
Ратша за спиной угрюмо буркнул:
– Тцары предают, князья предают, женщины предают,
только меч не предаст… нет, даже меч может сломаться в бою, а нот твой дракон
не сломится, ты прав…
Иггельд обхватил Черныша за голову, поцеловал в теплые
бархатные ноздри, в груди было горько, в горле стоял ком.
– Домой, Чернышик, – проговорил он тихо. –
Здесь все предатели… Не верю я их высоким словам. Не верю! Летим к тем, кто не
предаст.
Черныш с готовностью распластался по земле, прямо растекся,
как студень, как блин, стараясь стать как можно ниже, чтобы папочке с другом
проще забраться ему на загривок.
* * *
Иггельд намеревался лететь прямо в свою Долину, но Ратша,
протрезвев, завил, что они не дети, чтобы вот так сразу бросаться с плачем
домой, где уткнутся в мамину юбку. Да и нет мам, они сами теперь старшие, это к
ним приходят и тыкаются им в юбки, плачутся, спрашивают, что делать, и
приходится решать, не сошлешься, что страшно, иначе судить и рядить охотно
возьмутся другие, из тех умельцев, что топоры себе на ноги роняют.
Дважды садились на Черныше на обратном пути, искали тех, что
все-таки готов сражаться. На полдороге к горам догнал слух, что последнее
наспех собранное по приказу Тулея войско отказалось выступить навстречу
артанам, требуют переговоров, желают сдаться на достойных условиях. Еще больше
поразила его страшная новость, с удовольствием разнесенная артанами, что хорошо
обученное и прекрасно вооруженное войско Одера, опытного воителя и умелого
военачальника, разбито и рассеяно впятеро меньшим войском артанского
предводителя Щецина, Там тоже запылали пожары и мятежи, остатки рассеянного
войска, потерявшего веру, быстро превратились в шайки мародеров и разбойников,
что нападали уже друг на друга, жгли и грабили всех и все подряд, распинали,
вешали, топили в реках захваченных, даже если месяц тому вместе плечом к плечу
двигались навстречу наступающим артанам.
Тулей, по слухам, укрывался в Родстане, другие утверждали,
что он все еще в Куябе, а третьи заявляли с полной уверенностью, что Тулей
вообще бросил Куявию на произвол судьбы, ведь казну вывез заранее, а сейчас с
верными ему людьми уже пирует в Вантите…
