Слева выросли верхушки деревьев, быстро понеслись назад, с
каждым мгновением вырастая, пока не поднялись до неба. В тот же миг ее
тряхнуло, дракон побежал, крылья уже поднялись и выдерживали напор встречного
ветра.
Иггельд дождался, пока дракон лег, отстегнул ремень, что
скреплял его с загривком дракона, обернулся. Блестка смотрела широко
распахнутыми глазами, на щеках румянец, а когда улыбнулась, на лице появились
крохотные ямочки.
– Ну как тебе полет? – спросил он.
Она поспешно убрала улыбку, смотрела в его худое темное лицо
молча и с неприязнью. Щетина почти скрыла его щеки, только глаза блестят живо и
ярко. При свете дня они не казались такими светлыми, как у нежити, сейчас на
нее смотрели серые, что сразу стали сердитыми и даже холодными. Казалось, он
вспомнил, что она – пленница и что с пленницей ведут себя и разговаривают
иначе.
Надменно отвернувшись, она не удостоила его ответом. Иггельд
фыркнул, обратился к Ратше:
– Взгляни на всякий случай за эти деревья. Если
наткнешься на стадо оленей или кабанов…
– Он перед полетом сожрал остатки второго вола и того
оленя, что ты притащил, – ответил Ратша. – Неужели твой жрун еще способен
что-то есть?
– Как и ты, – ответил Иггельд ехидно.
– Так то я, – сказал Ратша бодро. – Мне
можно!
Иггельд в задумчивости похлопал по костяным пластинам,
закрывающим спину дракона.
– Он уж очень сильно устал… Дело не в том, что никогда
так далеко не летали. Летали, дальше летали! Как-нибудь расскажу. Но уж очень
много ты натащил этого золота на спину бедного зверя. Смотри, переломится! Он у
меня еще подросток, косточки не затвердели.
Ратша возразил с достоинством:
– И что же, оставить вот так все драгоценности прямо в
степи? Да я их пешком на спине понесу, если дракон не сможет.
– Он сможет, – ответил Иггельд – Но не за
один перелет. Золото почему-то тяжелее пуха, верно? Лучше сделать еще одну
посадку на равнине, будь это Артания или Куявия, а вот если не дотянем до своей
Долины в горах…
Ратша зябко передернул плечами.
– Лучше не продолжай. Пойду искать рогатых. Или
клыкастых.
– Давай. Я сам сниму твое золото.
Ратша оглянулся, брови его взлетели, он ответил с
достоинством и даже высокомерием, так удивившим Блестку:
– Это твое золото!
– На кой оно мне, – ответил Иггельд вяло. –
Отдадим в казну города. Или пустим на сбор нового войска.
Ратша укоризненно покачал головой, но молча соскользнул по
шероховатому боку чудовища и ушел в сторону леса. Блестка проводила его
взглядом, поинтересовалась ядовито:
– Что это за странное благородство?
Иггельд оглянулся, буркнул:
– Ты о чем, Артанка?
– Какой же ты куяв, что не дрожишь над золотом?
Он сказал равнодушно, уже снимая тяжелый мешок с золотыми
монетами и золотыми кольцами:
– Много ты… знаешь… о куявах…
Она крикнула вдогонку:
– Меня настолько страшатся?
Иггельд опустил мешок на землю, разогнулся, лицо красное от
усилий, вскинул брови, не сразу по куявской тупости понял отточенный сарказм
Артанки, пожал плечами:
– Мы переведем дух, перекусим и полетим дальше. Зачем
тебе слезать?
– Нужно, – ответила она.
– Это недолго, – сказал он настойчиво.
– Свинья, – сказала она.
Он снова пожал плечами.
– Женщина.
– Пойми, дурак, – сказала она. – Мне нужно
сойти. И уединиться.
– Зачем? – спросил он снова. Застыл на миг, даже
словно бы чуть смутился, пробормотал: – Ну, знаешь ли… у меня нет желания
ловить тебя по всему лесу. Впрочем, если связать ноги…
Она вскипела:
– Ноги?
– Тогда руки, – сказал он поспешно. – Со
связанными руками тоже быстро не побежишь. Во всяком случае, догоню.
– Дурак, – повторила она. – Отвяжи меня!
Он нехотя развязал веревку, но тут же связал ею же обе руки.
– Так тебя устроит?
– Нет, – отрезала она. – Ты что, будешь
стоять рядом?
Он пробормотал в нерешительности:
– Я могу зайти с другой стороны куста… Если, конечно,
ветер не в мою сторону. Но я должен видеть хотя бы твою голову. Артанки злые и
хитрые, как лесные звери!
– А куявы трусливы, как зайцы, – отрезала она.
Он легко соскочил на землю, повернулся, протянул руки.
Блестка начала спускаться, но со связанными за спиной руками это непросто, а
тут еще дракон шумно вздохнул, костяные пластинки задвигались. Ее нога
сорвалась, Блестка беспомощно заскользила, как по ледяной шероховатой горке.
Сильные руки подхватили ее за талию, она в испуге невольно
прижалась к его груди. Тут же отстранилась, но он удержал ее за плечи на
расстоянии его длинных рук. Блестка вскинула лицо, уже негодующе, он задержал
дыхание, утонув в ее огромных восхитительных глазах, карих, пленяющих, с
широкой радужной оболочкой дивного лилового оттенка, в сказочной огранке ее
длинных густых ресниц, настолько густых, что не воспринимаются как отдельные
реснички, это сплошная черная бахрома…
Не сразу ощутила некоторое неудобство, по ногам гуляет ветер,
и еще раньше, чем скосила глаза, увидела, как он быстро взглянул на ее ноги,
тоже как будто бы даже смутился и очень поспешно вскинул голову, словно снизу
ударили кулаком в зубы. Она ахнула, догадавшись, что зацепилась платьем за
крупные чешуйки на боку дракона и теперь с поднятой юбкой выставлена на
посмешище…
– Ах ты ж… куяв! – выкрикнула она с ненавистью
самое худшее, что знал каждый артанин. – Грязное животное!
Она рванулась в сторону, платье затрещало. В ужасе Блестка
успела подумать, а что, если платье сдернется с нее целиком, но, к счастью, там
лишь выдрался небольшой клок. Иггельд поспешно убрал руки, кивнул в сторону
деревьев.
– Пойдем. Не стоит так уж испытывать на прочность твой
мочевой пузырь.
– Мерзавец!
– Извини, – сказал он неуклюже. – Я хотел
сказать, кишечник.
– Скот!
– Прости, – буркнул он уже суше, – я вовсе не
хотел тебя обидеть. Впрочем, думай что хочешь.
Она быстро шла к лесу, в мочевом пузыре в самом деле горячо,
потяжелело. Деревья, как назло, ровные, ветви только на вершине, нигде ни
кустика, даже высоких зарослей травы нет вблизи.
Они углубились на несколько десятков шагов, он остановился,
придержал ее за веревку на руках.
