Воспрянув духом, она мчалась к оврагу, как будто летела на
крыльях. В страхе, что Иггельд может ее увидеть, почти прыгнула с края, но, к
счастью, овраг уже старый, с пологими краями. Конечно, упала бы и покатилась,
возможно, сломав руки и моги, но вместо этого вломилась в самый густой на свете
кустарник, что разросся в тени, защищенный от ветров и зноя.
Она проламывалась, продиралась, ветви хлестали по лицу,
царапали руки, рвали одежду. В самом низу ноги прошлепали по влажной траве и
даже по воде, ручей не охладил ее ступни, и тут же пришлось почти на
четвереньках карабкаться вверх по склону. Кусты встретили ее как врага, стоят
несокрушимой крепостной стеной, приходилось проламываться, как будто в самом
деле ломала камень…
Иггельд выскочил на поляну через миг после того, как Блестка
нырнула в овраг. Он пробежал немного и остановился, растерянно оглядываясь.
Потом заметил овраг, сердце екнуло. В таких оврагах обычно густая трава,
колючий кустарник, там легко спрятаться, и пленница, возможно, решила
схорониться там…
Он чувствовал невольное уважение: не всякая женщина решится
броситься в лес, где полно диких зверей, а спуститься в такой овраг, темный и
полный всяческих опасностей… Впрочем, напомнил себе рассерженно, она же
артанка, а эти варвары даже женщин заставляют вести себя по-мужски.
Он подбежал к краю и, тяжело дыша, торопливо осматривал
заросли. Острый взгляд сразу ухватил место, где беглянка нырнула в кусты: ветки
неестественно сдвинуты, а тыльная сторона листьев повернута к солнцу. Но дальше
след терялся, словно она превратилась в ящерицу и пробежала у самой земли, где
листья не помешают…
Ноги сделали первый шаг, когда взгляд зацепился за крохотную
фигурку, что на четвереньках выкарабкивалась уже на той стороне оврага. Он
закричал в бешенстве:
– Стой!.. Стой, я тебе говорю!
Она вздрогнула от его могучего крика. Пальцы соскользнули с
корня, она скатилась на пару шагов, но тут же с удвоенной силой начала
карабкаться вверх. Иггельд зарычал в ярости, когда она ухватилась за край, ее
тонкая фигурка оказалась наверху и, даже не оглянувшись, помчалась в чащу.
– Сто-о-о-ой! – заорал он.
Зеленые заросли расступились, как вода в озере. Иггельд
заорал снова и бросился в овраг. Кусты трещали, как сухие былинки. Он пронесся
вниз, как падающий с горы валун, за ним осталась широкая просека, почти на
такой же скорости сумел взбежать наверх.
Там остановился, хватая ртом воздух. Ноги от усталости стали
ватными, кровь стучала в виски и грозила разломать череп. Он понимал, что надо
вернуться, что глупо и нелепо гоняться за женщиной по лесу, когда она не что-то
знатное, за которое можно получить огромный выкуп или большую выгоду, и когда
вообще, вообще это глупо… как будто значит для него настолько, что он стремится
доказать ей, что сильнее, что может и умеет больше, чем она…
Из последних сил он заставил себя двинуться через кусты,
ломился по орешнику, бежал, натыкаясь на деревья, скользил, падал, снова
поднимался, и когда дыхание уже разламывало грудь, в зелени мелькнуло ее
светлое платье.
– Не уйдешь… – прохрипел он обугленным ртом.
Ноги подкашивались, в груди полыхал огонь, деревья качались,
но глаза упорно держали ее фигурку. Артанка тоже не бежала, едва двигалась, ее
раскачивало на ходу, к тому же она сильно прихрамывала. Он настиг или же она
остановилась в изнеможении, он помнил только, что в последнем усилии ухватил ее
за плечи, и они рухнули на землю. Она вскрикнула от удара, Иггельд ухватил ее
за растрепавшиеся волосы, перевернул на спину.
Он успел увидеть испуганное и одновременно разъяренное лицо.
В тот же миг маленький кулак ударил его в нос. Другой рукой вцепилась в густые
отвратительно светлые волосы. Иггельд взревел от резкой боли, непроизвольно
отмахнулся, ее голова дернулась, повернулась в сторону, и все тело застыло.
Иггельд лежал рядом, в груди всхлипывало, холодный воздух
врывался, как падающий водопад, и попадал там на раскаленные внутренности,
шипел, вырывался обратно белым паром. Еще не придя в себя, он встал на
четвереньки, потом, держась за дерево, на ноги и, все еще не отнимая руки от
дерева, несильно пнул ее ногой.
– Вставай, – велел он хриплым измученным
голосом. – Не поверю, что не слышишь.
Она не шевельнулась, толкнул ногой снова. Ее голова
дернулась, веки медленно поднялись. Глаза затуманены, Иггельд понял, что она
почти не видит его, а если и видит, то в тумане. Артанка с трудом оперлась руками
о землю, плечи вздрагивали.
Сверху казалась беззащитной и жалобной. Иггельд так же
непроизвольно протянул ей руку, сама и не поднимется на ноги…
Голова поднялась, глаза отыскали его лицо. РукИ не приняла,
встала на нетвердых ногах. Иггельд вздрогнул и едва не отступил. Глаза полыхают
лютой ненавистью, она прекрасна в испепеляющем негодовании, черные локоны
рассыпались по плечам, на щеке засохшая кровь.
– Мерзавец, – сказала ясным голосом. –
Насильник…
Она сделала шаг навстречу, ноги подкосились. Падала
медленно, он успел протянуть руку. Она повисла, легкая и невесомая, сейчас
показалось, что держит в руке сомлевшую белку, настолько легка и невесома.
Он прижал к груди, она задвигалась, приходя в себя, начала
отталкиваться. Он внезапно и резко ощутил потерю, словно выдирали часть его
самого. Она отстранилась, он успел увидеть гневное лицо, залюбовался и сказал
себе, что за всю жизнь не видел ничего более прекрасного, чем эта гордая и
неукротимая женщина, маленькая, но яростная, не сдающаяся перед таким огромным
и сильным врагом.
Острая боль обожгла левый бок. Он охнул, рука метнулась и
перехватила кулак, сжимающий рукоять ножа… который ухитрилась вытащить из его
же ножен!
Она еще пыталась бороться, он сильным толчком отшвырнул, нож
вылетел и упал между ними. На солнце пурпуром, словно раздавленная земляника,
блеснуло красное лезвие. Иггельд поспешно прижал подошвой сапога, пощупал бок.
Ударила умело и точно: в левую сторону, даже рассчитала, как лезвие пройдет
между ребер и рассечет сердце. Не учла лишь, что сама еще слаба и что куявы, в
отличие от бесшабашных артан, которым жизнь недорога, чаще всего носят
кольчуги.
Мне жизнь дорога, мелькнуло в голове злое. И так просто ее
не отдам.
Ратша ахнул, когда из леса показалась Блестка, руки туго
связаны за спиной, конец веревки в руке Иггельда. Он тащился следом, бледный и
понурый, Черныш ринулся навстречу, едва не повалил Иггельда, принялся
облизывать, а Ратша завопил еще издали возмущенно:
– Ты с ума сошел! Я уже хотел улетать сам. Только
Черныш заупрямился почему-то. Тоже дурак, как и ты. Посмотри, где солнце!.. Ты
истратил весь день в этой дурацкой погоне! Чем вы там еще занимались? Скоро
ночь!
Иггельд, кое-как отбиваясь от Черныша, добрел до их стоянки,
тяжело опустился прямо на землю. Ратша поперхнулся, заметив наконец, что
Иггельд не только исхудал в беге, но и бледный как полотно, в одной руке конец
веревки, а другой зажимает левый бок. Пальцы в крови, красная струйка подмочила
рубаху до самого пояса. Тяжелая густая кровь все еще продавливается между
пальцев, сползает по бедру.
