– Ну и узлов ты навязал, умелец…
– Она того стоит, – отозвался Иггельд
устало. – Сумела же освободиться…. Да перережь просто.
– Нельзя, последняя веревка.
– У тебя в мешке еще одна, – уличил Иггельд.
– То запас, – ответил Ратша, ничуть не
смутившись. – Без него нельзя.
Веревка наконец соскользнула с ее кистей. Блестка поднялась,
Ратша тут же предупредил:
– Я пойду с тобой!
Иггельд прошипел, морщась от боли:
– Это лишнее… Я ж говорю, для них нарушить слово –
это хуже, чем смерть. Это бесчестье.
Блестка гордо прошла мимо, Ратша остался как дурак с ножом в
руке. Она чувствовала, как он сверлит ей спину недоверчивым взглядом.
Глава 5
Тень от деревьев упала на голову и плечи, на миг мелькнуло
страстное желание снова ринуться со всех ног. Не может быть, чтобы не обогнала
этих неуклюжих толстых куявов с жирными животами… И хотя не толстые и тем более
не жирные, но все равно толстые и жирные, а к тому же трусливые и бесчестные
слабые червяки, один переел, быстро не побежит, а второй едва ноги волочит,
потерял много крови…
Иггельд и Ратша с подозрением наблюдали, как она присела в
тени у ближайшей сосны. Там, среди вылезших на поверхность корней, зеленеет не
то густой мох, не то низкорослая неопрятная трава. Тоненькая фигурка
наклонилась до самой земли, женщина не то нюхала, не то жевала траву, словно
коза, от которой артанские женщины не очень-то отличаются, потом Иггельд
увидел, как пленница начала отщипывать отдельные стебельки.
Ратша сказал нервно:
– Уверен, что не убежит?
– Не убежит, – ответил Иггельд, хотя именно теперь
в душу закралось сомнение. Что ей стоит вскочить и ринуться в лес? Ратша бегает
плохо, в лесу сразу заблудится, а он, если честно, выдохся от недавнего бега.
Да и рана не даст мчаться с прежней легкостью. – Нарушить слово –
запятнать себя бесчестьем.
– Да, но если слово дадено врагу?
– Все равно.
– А если слово дано вынужденно? – спросил Ратша
коварно.
Иггельд нахмурился, а рана в боку завопила от боли. Конечно,
женщина у них в плену, ее слово можно считать вынужденным, а данное
слово – военной хитростью, с другой стороны, ее за язык никто не тянул…
– Надо ее вернуть, – сказал он. – Что-то
долго копается.
Ратша с готовностью вытащил меч, оба поднялись, но не успели
сделать и шага, как пленница тоже поднялась и, придерживая у груди ворох травы,
направилась в их сторону. Ее большие глаза вопросительно смотрели на мужчин.
Ратша закашлялся, поспешно вытащил точильный камень, пару раз провел по лезвию,
огляделся, сел поблизости и принялся вжикать по стальной полосе с такой силой,
что полетели искры.
Иггельд чувствовал, что выглядит глупо, но Блестка, похоже,
не обратила внимания, сказала быстро:
– Сядь. Позволь, я осмотрю рану.
Иггельд послушно сел. Она сняла повязку, Иггельд заскрипел
зубами, когда отдирала присохшую кровь.
– Зверь… Сколько будешь мстить?
– Всю жизнь, – ответила она тут же. – Я
знала, что куявы слабые и нежные, но не думала, что до такой степени. Ну прям
цветочек…
Он стиснул челюсти и позволил ее пальцам щупать рану. От
прохладных листьев словно бы полегчало, но это явно обман. Тут он заметил, что
она жует стебельки, прикладывает потом, спросил подозрительно:
– А у тебя слюни не ядовитые?
– У меня слюна, а не слюни, – отрезала она. –
А ты что, еще ничего не чувствуешь? Да ты прямо дерево!
Он прислушался и с изумлением отметил, что боль медленно
уходит. Блестка смотрела выжидающе, в глазах он с чувством неловкости увидел
сочувствие.
– Да вроде что-то происходит, – огрызнулся
он. – Бок уже немеет. Скоро я весь… занемею?
– Скоро, – ответила она зловеще. – Как только
нас отыщут артане!
Ратша подошел, уставился хмурыми глазами. Иггельд проговорил
слабо:
– Боюсь, придется заночевать.
Ратша нахмурился сильнее, глаза повернулись в сторону
пленницы, а пальцы сами по себе пощупали рукоять меча.
– Эта ведьма тебя… отравила?
– Нет, – поспешил сказать Иггельд. – Нет, на
мне заживает, я чувствую. Но это отнимает силы… и жутко хочу спать.
– Что, – спросил Ратша недоверчиво, –
настолько сильно, что не усидишь? Мы могли бы и ночью… Летали ж!
– Усидеть можно и привязанным, – возразил
Иггельд. – Но управлять…
Ратша скривился.
– Да, этот гад никого больше не слушается. Ладно, если
выживем, будем единственными из героев, что забрались на земли Артании так
далеко… и провели здесь две ночи! Ну, красавица, давай передние лапки!.. Нет,
протяни вперед. На этот раз я тебя не только свяжу, но и привяжу…
Она спокойно протянула руки. Он связал крепко,
безжалостно – перемирие, как все понимали, кончилось. Длинный конец
веревки Ратша привязал к своей ноге. Теперь артанка снова свободна от любых
обязательств.
– Есть только два способа, – сказал он
спокойно, – как управлять женщинами… Но только никто их не знает. Так что
побудь на веревке. Как коза!
– Скотина, – произнесла она без выражения.
– Если женщина, – сказал Ратша, продолжая
подбрасывать веточки в костер, – называет мужчину скотиной, значит, он все
сделал правильно.
Костер разгорелся ярче, и сразу же мир вокруг потемнел,
превратился в ночь, а на темно-синем небе заблистали первые звезды. Луна
выплыла бледная, болезненная, мелкая, свет от нее падал почти незримый,
призрачный.
Ратша с удовлетворением отодвинулся, багровый свет
подсвечивал его лицо снизу, превращая в страшноватое чудовище. Иггельд со
вздохом облегчения лег, одну ладонь, как ребенок, положил под щеку. Все
молчали, Ратша наконец поинтересовался:
– Что твоя пленница говорит?.. Не обещает ночью
зарезать нас и дракона?
Иггельд буркнул:
– Это с тобой беседует. Со мной – молчит.
– Если женщина молчит, – сказал Ратша
наставительно, – слушай внимательно!
– Только и остается, – ответил Иггельд негромко. –
Что делать, она же из благородных, сам видел ее богатства! А я лет до восьми
вообще думал, что меня зовут «Заткнись».
Блестка повернула голову, в ее глазах недоверие. Он застыл,
потрясенный, она улыбнулась ему, он понял впервые в жизни, как выглядит настоящая
искренняя улыбка. В глазах загорелись искорки, потом засияли звездным блеском
глаза целиком, крупные губы стали ярче, пунцовее, чуть дрогнули уголки рта,
губы маняще приоткрылись, он успел на краткий миг увидеть ряд… нет, даже не
ряд, а только короткую вспышку молнии от ее идеально ровных и белых зубов.
Точеный нос чуть укоротился и забавно задрался кверху, Иггельд успел увидеть
ямочку на упругой розовой щеке…
