– Свинью.
– Гм, – сказал Ратша в раздумье, – есть у
меня знакомая… у нее все свойства собаки, за исключением верности. Потому и не
решусь никак…
– А где все те мешки и сундуки, – спросила
Блестка, – что навешали на бедную жабу?
Ратша ухмыльнулся.
– Вот кого-то удивило бы, посыпься с неба золотые
монеты!.. Про щедрость богов начал бы рассказывать, а ему бы плевали в глаза…
Нет, Черныш слетал в Долину, там все сняли, а он вернулся. Очень уж он к
Иггельду неравнодушный… Как думаешь, почему?
Она холодно отвернулась. Пока отдавали сопровождающему
коней, Черныш, нацеловавшись, начал носиться галопом взад-вперед: то ли ловил
зайца, то ли гонялся за собственным хвостом. Земля гудела, кони дрожали,
пятились, пытались вырвать узду из рук парнишки. Ратша соскочил на землю,
принял Блестку, она сделала вид, что не замечает его рук. Ратша передал поводья
подростку, тот свистнул и торопливо унесся.
Ратша последил за Чернышом, крикнул Иггельду насмешливо:
– Что это он делает? Иггельд, останови. На глазах
артанки… Он же лицо теряет! Как можно такому чудищу скакать будто щенку?
– А он и есть щенок, – ответил Иггельд. –
Будто не знаешь, первые пятьдесят лет… Черныш, ко мне! Ко мне, свиненок!..
Быстрее, а то рассержусь.
Черныш примчался, свалил его и снова с довольным хрюканьем и
могучим визгом, от которого вздрагивала земля, а подземные звери начинали рыть
норы глубже, вылизывал лицо самому прекрасному человеку на свете, своему
родителю, лицо, руки, плечи, грудь. Иггельд кое-как отпихнулся, поднялся, лицо
стало строже.
Ратша перестал хохотать, схватил Блестку и потащил, как
муравей гусеницу, на спину дракона. Черныш лежал смирно, только бока часто
раздувались да на спине поскрипывали щитки. Иггельд сел, как обычно, впереди,
оглянулся.
– Держитесь?
– Крепко, – заверил Ратша. – Артанку, правда,
держу двумя пальцами…
Блестка видела, как Иггельд нахмурился, раскрыл было рот,
перехватил ее взгляд, отвернулся, но она успела увидеть тревогу в его глазах и
раздражение от таких шуточек боевого товарища. Ее сильно бросило назад, в спину
врезался шип гребня, а в бока – ремни. Земля опустилась, а вместо нее
появилось синее небо. По бокам и чуть сзади слышались мощные удары, словно
широкими веслами по воде, их толчками поднимало все выше и выше.
Наконец мир выровнялся, дракон перестал карабкаться к
небосводу, как пущенная из лука стрела, теперь он напоминал большой корабль,
что мирно покачивается на волнах, Блестка чувствовала, что он все еще
продолжает подниматься, только теперь вот так, словно всплывающая со дна озера
деревяшка. Чувство страха сменилось восторгом, а потом снова в сердце возник
страх такой странный, что уже и не страх, просто не могла подобрать названия.
За спиной остались зеленые равнины, мохнатые ковры лесов, голубые глаза озер и
синие вены рек, внизу пошли серые безжизненные нагромождения камней, скал,
глыб – сперва еще с коричневыми пятнами мха, потом голые, мертвые.
Ветер все так же бил в лицо и ревел в ушах, Блестка ежилась,
сжималась в ком. Там внизу, под драконом, мир страшен, в нем нет жизни. Не
только людей, среди этих ледяных шапок жизни нет вообще. И быть не может. В
Артании с наступлением зимы все муравьи и жуки уходят под землю, зарываются и
спят до весны, а потом выползают и бешено заполняют мир жужжанием, писком,
стрекотом, носятся и мелькают перед глазами, а здесь им некуда зарыться, везде
камень, а зимой еще и снег со льдом, даже деревьям негде уцепиться, неоткуда
тянуть соки…
Дракон взмахивал крыльями все реже. Ей показалось, что он
заблудился, рыскает в полете, выбирая место для посадки. Ветер дул еще и сбоку,
сносил в сторону, дракон сердился, вскрикивал резким металлическим голосом, как
кричала бы, имей голос, огромная стенобитная машина.
Впереди фигура Иггельда качнулась, он постучал правой ногой,
с силой топнул, дракон сделал полукруг. Блестка смутно ощутила, как ее ноги
отрываются от костяного панциря. Нет, не оторвались, удержали примерзшие штаны.
Еще два резких рывка вниз, словно дракон попадал в незримые воздушные ямы, тут
же слева пронеслась острая, как лезвие топора, вершина горы. На миг там же
слева распахнулся прежний простор, затем снова сверкающая льдом вершина, эта
намного выше, а потом замелькали стены, все быстрее и быстрее, уже справа и
слева, начали сдвигаться, дракон почти царапал их крыльями.
Желудок поднялся по пищеводу и стремился протиснуться в рот.
Блестка сжала челюсти, молилась всем богам, чтобы кончилось как можно быстрее.
Мелькающие стены слились в сплошную серую полосу. Ее сильно тряхнуло,
подбросило еще дважды, сверху и со всех сторон обрушился снежный вихрь, что
прекратился так же резко, как и начался.
Дракон лежал, можно сказать, на узком длинном шпиле. Голова
свесилась с одной стороны крохотной площадки, а хвост – с другой. Внизу
слева виднелись остроконечные вершины, промерзшие насквозь, справа в двух
десятках шагов торчит острый, как наконечник копья, горный пик. Такие же
остроконечные горы уходили вдаль, похожие на гребень гигантского дракона, что
заснул на тысячу лет, а между иглами гребня намело снега. Снежная буря,
поднятая крыльями Черныша, затихла, снег падал быстро, не снег, а мелкие
кристаллики льда.
Иггельд поднялся и, стоя на драконе, осматривался. За спиной
Блестки раздался потрясенный голос Ратши:
– Ну ты и… Ты чего?
– Надо осмотреться, – сказал Иггельд
серьезно. – И как можно скорее. Боюсь, артане могут прийти даже сюда.
– Рехнулся?
– Если бы, – ответил Иггельд горько.
Ратша расхохотался, кивнул на Блестку.
– Не из-за нее же? Хотя ради такой можно…
Иггельд оглянулся на застывшую в ужасе Блестку, покачал
головой.
– Нет, у них что-то связано с драконами. Какая-то
застарелая ненависть. Ты же знаешь, они уверены, что их призвание – очистить
мир от драконов. Так им твердят их волхвы. Боюсь, эту дурь из их голов ничем не
выбить.
Блестка наконец решилась оглядеться, от ужаса закрыла глаза,
сердце едва не выскочило. Сквозь шум крови в ушах слышала их будничные голоса,
оба прикидывают, где разместить деревянный навес с камнями над узкой тропой,
где выставить лучников, где поставить фальшивый мост..
Она заставила себя открыть глаза. Все горы ниже, намного
ниже лежащего на краю пропасти дракона, а справа, рукой подать, –
игрушечный город в зеленой долине, тоже окруженной стеной отвесных гор. К этой
долине ведет извилистая тропка, почти везде по самому краю пропасти, с другой
стороны – стена.
Блестка чувствовала, как из пропасти поднимается смертельный
холод, ползет по ее ноге, холодит кожу, замораживает сердце. Едва двигая
губами, она поинтересовалась, стараясь держать голос равнодушным:
– Это и есть твоя Долина?
