Новая эйфория
В 1970 году, только что закончив колледж, я поступил на работу в Массачусетский центр психического здоровья и сразу был захвачен водоворотом новых веяний в психиатрии. Шильдкраут стал моим научным руководителем, и я получил отличную возможность из первых рук узнать о биологической теории возникновения расстройств настроения. Через два года я поступил в Высшую школу медицины Питтсбургского университета, где начал ежедневную практику в качестве психоаналитика и продолжил заниматься получившей тогда развитие наукой о мозге. В Высшей школе все активно изучали MHPG, и я тоже начал исследования, связанные с измерением уровня абсорбции красными кровяными тельцами ионов лития как инструмента для классификации различных видов депрессии. Я замораживал анализы мочи больных шизофренией и отправлял на исследование Лайнусу Полингу в Стэнфордский университет, внедрял компьютерные программы для анализа полученных данных, выступал со своими выводами на психофизиологической конференции. Как ученый, я был охвачен страстным желанием превратить психиатрию в «материальную науку».
Примерно тогда же в одном из научных журналов я наткнулся на статью о психиатрической клинике в Норвегии, где пациентам предлагались либо медикаментозные методы исцеления депрессивных расстройств, либо ежедневные физические упражнения. Для меня это был шок: соответствующие лекарства только начали применять, и результаты постепенно трансформировали наши представления о лечении этого заболевания. А тут норвежский госпиталь предлагает людям с тяжелыми депрессивными расстройствами заниматься физкультурой. И это работает! К сожалению, новая методика не прижилась, а сведения о ней затерялись. В те времена, когда мы только проникали в глубины мозга, необходимы были «материальные научные достижения».
Вернувшись в интернатуру Массачусетского центра, я оказался уже на гребне другой волны – «помешательства» на беге. В Бостоне, где расположен центр, жил олимпийский чемпион по марафону Фрэнк Шортер, участвовавший в известных бостонских марафонах. У нас был знаменитый бегун на длинные дистанции и популяризатор бега Билл Роджерс, который между 1975 и 1980 годами выиграл четыре марафона в Бостоне и Нью-Йорке. Он призывал всех заниматься бегом. Случилось явление, которое мы назвали эндорфинным бумом.
Кандейс Перт, нейрофизиолог и исследователь из Университета Джонса Хопкинса, установила, что в мозге имеются рецепторы, воспринимающие нейрохимические вещества из группы опиатов. Это означало, что в организме человека существует природный механизм подавления боли с помощью молекул веществ, которые действовали как морфин. Эти нейрохимические вещества, названные эндорфинами, были способны притуплять боль и создавать ощущение эйфории. Когда же повышенный уровень эндорфинов был обнаружен в крови некоторых бегунов, пазл сложился. Теперь стало понятно, почему после тренировок улучшается настроение: они наполняют мозг морфиноподобными веществами. Тогда и появился термин «эйфория бегуна», выражавший высшую степень такого эффекта. В то время я впервые связал физические упражнения с настроением.
Эндорфины считаются гормонами, которые вырабатываются в мозге под влиянием стресса. Их насчитывается до 40 видов, а эндорфиновые рецепторы расположены по всему мозгу и телу. Полагают, что эндорфины успокаивают нервное напряжение и снимают мышечные боли, связанные с интенсивными нагрузками. Это своеобразный эликсир героизма, помогающий не замечать боль при высоком физическом напряжении и, таким образом, позволяющий человеку выполнить стоящую перед ним задачу. Роберт Пайлз, психиатр, которого я упоминал в главе 3, – прекрасный пример. Как марафонец, он гордился тем, что завершил все дистанции, в которых принимал участие. Но однажды во время ежегодного Бостонского марафона с ним случилась беда. Его нога запуталась в большом полиэтиленовом мешке, который кто-то использовал, чтобы разогреться на линии старта, а потом бросил, и Пайлз упал на колено. Он тут же поднялся и продолжил бег, испытав не столько боль, сколько шок. Однако постепенно его бег становился каким-то странным, а на двадцать девятом километре распухшее колено перестало работать. Он повредил мениск. Каждый шаг должен был вызывать мучительнейшую боль, но, по словам Пайлза, он не замечал ее. Судя по всему, такой эффект оказали эндорфины.
Боль тесно связана с депрессией, и после открытия Перт многие ученые провели эксперименты, чтобы узнать, действительно ли именно эндорфины обеспечивают связь между физической активностью и подъемом настроения. Они ожидали увидеть, что препараты, блокирующие выработку у человека эндорфинов, не дадут развиться «эйфории бегуна». Но результаты оказались противоречивыми. Потом мы обнаружили, что эндорфины, вырабатываемые в нашем теле, – именно они были обнаружены у бегунов – не могут попадать в мозг. Постепенно научный бум вокруг этих веществ несколько ослаб. Судя по всему, эндорфины были не единственным ответом в этом уравнении, но их лабораторные исследования были отложены. Однако сегодня мы возвращаемся к эндорфинам. Эксперименты показывают, что эти нейрохимические вещества, вырабатываемые в мозге, как раз и создают хорошее настроение, которое наступает после мышечной активности. При этом, правда, неясно, в какой именно степени они помогают свершению такого волшебства.
Проблема со строго биологической интерпретацией психологических вопросов состоит в том, что мы часто упускаем из виду одно обстоятельство: наши разум, мозг и тело постоянно влияют друг на друга. В дополнение к хорошему самочувствию во время упражнений вы испытываете еще и удовлетворение собой, и этот положительный эффект нельзя напрямую связать с конкретным нейрохимическим веществом или участком мозга. Если после минорного настроения вы проявите двигательную активность и почувствуете себя лучше, ваш жизненный настрой изменится под влиянием уверенности, что все будет хорошо и можно рассчитывать на себя. Одно только постоянство этой физической нагрузки и режима способно кардинально улучшить настроение. Вам становится ясно, что происходит что-то позитивное.
Один из лучших примеров – классическое масштабное исследование Лаборатории человеческого развития Калифорнийского университета в Беркли, известное под названием «Эксперимент в округе Аламеда». Начиная с 1965 года ученые изучали 8023 человек на протяжении 26 лет, обследуя их на предмет жизненных привычек и состояния здоровья. Выяснилось, что среди тех участников эксперимента, которые при его начале не имели никаких признаков депрессии, но вели неактивный образ жизни, в 1974 году насчитывалось в 1,5 раза больше случаев депрессий, чем у активных. С другой стороны, те участники, которые были пассивны в начале, но впоследствии изменили свой образ жизни на более деятельный, в 1983 году имели не больше проявлений депрессии, чем активные с самого начала. Другими словами, увеличение вашей активности, в том числе и физической, снижает риск депрессивных расстройств.
В других экспериментах ученые рассматривали эту корреляцию под несколько другими углами, однако пришли к тем же выводам. Масштабное исследование в Голландии 19 288 близнецов и членов их семей (2006) выявило, что активно занимающиеся физкультурой участники имели меньшую склонность к тревоге и депрессии, были не такими нервными и более социально активными. Обследование 3403 человек в Финляндии (1999) показало: те, кто занимается физическими упражнениями хотя бы 2–3 раза в неделю, значительно меньше склонны к депрессиям, злобе, стрессам и «стойкому недоверию» другим, чем мало двигающиеся или совсем пассивные. По существу, это было обследование сердечно-сосудистой системы участников, предполагавшее изучение гораздо более широкого спектра симптомов, чем только клинической депрессии.
